Повисло напряженное молчание.
— Могу я спросить, мадам, — продолжал сэр Импи, — нет ли у кого-нибудь подозрений о вашей связи?
— Муж догадывается, — хрипло проговорила миссис Граймторп. — Я уверена. Знал всегда, но не мог доказать. А в ту ночь…
— В какую ночь?
— В ночь преступления. Он расставил мне ловушку — хотел возвратиться из Степли с расчетом нас застать и убить. Но перед выездом слишком напился и уснул в канаве. Иначе вы бы расследовали смерть Джеральда, мою и других.
Мэри вздрогнула, услышав имя своего брата вот так запросто, от этой женщины и в такой компании, и внезапно спросила, будто бы кстати:
— А мистер Паркер здесь?
— Нет, дорогая, — с ноткой упрека в голосе ответил Мерблс. — Это не касается полиции.
— Думаю, самое лучшее, что мы можем сделать, — сказал сэр Импи, — принять показания и в случае необходимости организовать этой даме защиту. А пока…
— Она поедет со мной к матери, — решительно заявила леди Мэри.
— В данных обстоятельствах это совершенно неприемлемо, — не согласился Мерблс. — Думаю, вы не сознаете…
— Так велела мама, — перебила его Мэри. — Бантер, вызовите такси.
Мерблс безнадежно махнул рукой. Зато сэр Импи позабавился.
— Плохо дело, Мерблс. Время и неприятности лечат прогрессивную молодую даму, а вот пожилая прогрессивная дама не подвластна никаким земным силам.
Чтобы рассказать новости Чарлзу Паркеру, леди Мэри позвонила из городского дома вдовствующей герцогини.
Глава 17
Красноречивый мертвец
Буря налетела среди прекрасного свежего дня с ясным небом, и сильный ветер покатил по голубым скатам небес груды облаков.
Обвиняемый целый час пререкался со своими адвокатами, и наконец они вошли в здание суда, и даже классическое лицо сэра Импи раскраснелось меж крыльев парика.
— Ничего не собираюсь рассказывать, — решительно заявил герцог. — Так поступить — мерзость. Понимаю, мне не удастся вам запретить вызвать ее в качестве свидетеля, если она настаивает. Очень благородно с ее стороны. Но я себя чувствую последним негодяем.
— Остановимся на этом, — решил Мерблс. — Произведет хорошее впечатление. Пусть ведет себя по-джентльменски. Это нравится.
Рано вставший репетировать речь, сэр Импи кивнул.
Первый свидетель в этот день стал полной неожиданностью. Женщина назвала свое имя и адрес — Элиза Бриггс. Она была известна как мадам Бигет с Нью-Бонд-стрит, парфюмер и косметолог. Элиза имела обширную аристократическую клиентуру из женщин и мужчин и отделение в Париже.
Покойный был несколько лет ее клиентом в обоих городах. После войны он обратился к ней по поводу оставленных шрапнелью неглубоких шрамов. Он очень заботился о своей внешности, и если можно говорить о тщеславии мужчин, то он определенно был тщеславным. Сэр Уигмор не сделал попытки устроить перекрестный допрос, и удивленные благородные лорды переглянулись.
Сэр Импи Биггс, подавшись вперед, выразительно постучал указательным пальцем по бумагам и начал:
— Милорды, мы считали это дело настолько очевидным, что не видели смысла представлять алиби…
В этот момент судебный пристав, пробившись сквозь водоворот людей у входа, взволнованно подал ему записку. Адвокат прочел, порозовел и, окинув взглядом зал, громким голосом — таким громким, что проник даже в глухие уши герцога Уилтширского, — продолжил:
— Рад сообщить, что наш пропавший свидетель здесь! Я приглашаю лорда Питера Уимзи.
Свидетель показал следующее:
— Я, Питер Дэс Бредон Уимзи, прихожусь обвиняемому братом. Проживаю на Пикадилли-стрит, в доме номер сто десять «а». Вследствие того, что прочитал на промокательной бумаге, подлинность которой сейчас признаю, я отправился в Париж в поисках определенной дамы. Имя этой госпожи — мадемуазель Симона Вондераа. Оказалось, что она уехала из Парижа с неким ван Хампердинком. Я последовал за ними и, встретившись с ней в Нью-Йорке, попросил дать мне письмо, которое Кэткарт написал в ночь своей смерти (