Под каблуком у синего ботинка

Акакий только что встал и появился в дверях заспанный, на тоненьких кривоватых ножках, одетых в шерстяные носки. На его голове взлохматились остатки волос, жиденькая щетина как-то кустиками разбежалась по челюсти, согнутая спина вызывала жалость, зато на впалом животе гордо выпирал пуп.

– Во, видала орла? В нем от птицы только грудь! А туда же…

– Девочки, доброе утро, – засветился Акакий.

– Доброе утро, папа, – улыбнулась Лиля. – Как спалось?

– С кем? – заморгал глазами Акакий, не окончательно проснувшись.

– Ой, иди уже мойся, синяя птица. Пойдем, Лиля, я тебе дам все, что тебе надо, а Акакий Игоревич пусть себя в порядок приведет, а то, ей-богу, перед молодежью совестно.

Лилечка, получив деньги, тут же исчезла, а Клавдия Сидоровна, терпеливо дождавшись, пока муж закончит все утренние дела, твердо взяла его за руку.

– Пора, Кака, едем. Надо к Белкиной еще раз наведаться.

– Ага! Мы приедем, а она опять того… отравится… Нет уж, подождем до полного выздоровления, – заупрямился Акакий Игоревич.

– Нечего ждать. Отравится, так там все же и специалисты под боком. У меня к ней много вопросов собралось. Будешь капризничать, я за «Волгу» Жору посажу, – пригрозила Клавдия Сидоровна.

Акакий Игоревич как-то обиженно заскакал, стал забрасывать голову, точно стоялый жеребец, и фыркать:

– Мой сын подарил машину мне, а не какому-то Жоре! И нечего! И пусть не смеет даже близко подходить к моей жене! Я даже себе такого не позволяю!!

Скоро они уже входили в палату к Белкиной. Теперь уже никто не чинил им преграды – или состояние Катерины заметно улучшилось, или эта пара вызывала самые домашние впечатления. Белкина лежала все в той же палате и на той самой койке. Даже соседки у нее были, похоже, те же самые.

При виде гостей у Катерины задергался глаз, и губы обиженно скатились вниз.

– Вот я так и знала, – пожаловалась она гостям, – сегодня сотню потеряла, так сразу поняла – к несчастью.

– Ну что ты, наоборот, к радости, – ласково улыбнулась Клавдия. – Верно, Кака?

– Да. Только к чужой.

– Вот и я о том же, – поддержала супруга. – Скажи лучше, девица, ты скоро на свободу-то?

– Я прохожу интенсивный курс психотерапии! – выкрикнула Катерина и уставилась в потолок.

Акакий, как мог, помогал жене вести беседу: надо было поднимать свой статус знающего мужчины.

– Клава, девочка лечится, ей нужна квалифицированная помощь психолога.

– Я поняла, тем более что у нашей девочки появились какие-то навязчивые идеи по поводу родителей.

– Что вы имеете в виду? Вы опять пришли мне говорить всякую чушь? – всполошилась Белкина.

– Какую же чушь? Это ты всем черт-те что городишь. Сама, наверное, запуталась, кто твоя мать, а кто отец. Учти, так просто мы не отвяжемся. Сейчас у нас есть очень важные материалы, и ты в этих материалах совсем не на коне. Но мы пока знаем тебя чисто внешне и только с положительной стороны, вот и стремимся вырвать тебя из грязи, а ты упорно в нее вляпываешься. Помогай себе сама. Для начала расскажи, почему ты так упорно отрекаешься от матери, которая тебя воспитала?

Девчонка судорожно вздохнула и уселась поудобнее. Потом, сквозь набежавшую слезу, принялась рассказывать.

– Я всегда считала, что родилась в замечательной семье. Неполной, но замечательной. Такая хорошая, добрая мама… А потом вдруг узнала, что Сватова Елена Адамовна вовсе мне не мать, она взяла меня из детского дома. Вот я и решила – найду своих родных родителей и просто посмотрю им в глаза. Мне ничего не надо – только глянуть в глаза и все! Ну и нашла. Мать у меня оказалась проституткой, а отец – обычным вором. Он, кстати, в то самое время уже сидел в тюрьме. И вы знаете, внутри у меня будто что-то сгорело…

– Совесть? – подсказала Клавдия Сидоровна еле слышно.

– При чем здесь совесть? У меня вдруг сгорело детство! Я поняла, что живу не так. Я учусь на деньги совершенно чужой женщины. Я доставляю ей ненужные заботы, хлопоты… И я ушла. Сначала хотела поступить в институт, сама, без чьей-то помощи, но пройти не смогла по конкурсу, тогда и написала матери… Простите, я до сих пор зову Сватову Елену Адамовну матерью. Тогда и написала ей, что поступила в московский институт на платное отделение. Решила не появляться дома, пока не выучусь, не заработаю денег, чтобы полностью освободить мать от работы. Только с учебой все никак не получалось, а тут случайно встретила мать в автобусе… Она такая жалкая была, несчастная… Я сразу же решила уйти из института и пойти работать. Так я оказалась у Агафьи.

– Так почему же ты не подошла к матери?! Она ведь и жалкая была по твоей вине, и несчастная!

Девчонка отшвырнула подушку и, всхлипывая, заговорила:

– Ну и что? И подошла бы! Разве бы она позволила мне институт бросить и идти на работу? Разве я смогла бы сразу достать ей столько денег?! Вот сейчас я почти расплатилась с вами, приеду к ней на машине, с деньгами, и она сразу поймет, что я не просто ее кинула, а все время только о ней и думала. Мы будем хорошо жить. Я ей палец о палец не дам ударить.