Под кардинальской мантией

Глава VIII ЛОВКИЙ УДАР (продолжение)

Я вынул из-за пазухи маленький пакетик, завернутый в кусочек мягкой кожи, и подал ей.

- Не угодно ли раскрыть это? - сказал я. - Здесь заключается то, что потерял ваш брат. Что здесь находится все, потерянное им, этого я не могу утверждать, потому что я рассыпал камни по полу, и очень может быть, что некоторых не поднял; но их легко можно будет найти, так как я знаю, где они должны находиться.

Она взяла сверток у меня из рук и начала медленно разворачивать его дрожащими пальцами. Секунда - и каменья заблистали у нее в руках своим кротким сиянием, тем сиянием, которое погубило не одну женщину и не одного мужчину заставило позабыть о чести. Глядя на них, я сам удивился, что устоял против искушения.

- Я не могу сосчитать, - сказала она беспомощно, - сколько их тут?

- Восемнадцать.

- Так и должно быть, - сказала она.

Она сжала свою руку, затем снова разжала и повторила это движение еще раз, словно желая удостовериться, что она не грезит и что драгоценные каменья действительно у нее в руках. Затем вдруг, с неожиданною запальчивостью, она обернулась ко мне, и ее прекрасное лицо, заострившееся от жажды обладания, снова приняло злобное выражение.

- Ну? - пробормотала она, сжав зубы. - Какова же ваша цена? Ваша цена?

- Я сейчас скажу, мадемуазель, - серьезно ответил я. - Дело очень просто. Вы помните тот день, когда я шел за вами по лесу - неосторожный и наивный поступок с моей стороны. Мне кажется, с тех пор прошел уже целый месяц, но в действительности, если не ошибаюсь, это было лишь позавчера. Вы назвали меня тогда несколькими грубыми именами, которых, из уважения к вам, я не стану теперь повторять. Единственная награда, которой я требую за возвращение этих драгоценностей, заключается в том, чтобы вы взяли теперь назад свои слова.

- То есть как это? - сказала она. - Я вас не понимаю.

Я медленно повторил свое требование.

- Единственная награда, которой я требую, мадемуазель, это - чтобы вы взяли назад свои слова и сказали, что я не заслужил их.

- А бриллианты? - хриплым голосом воскликнула она.

- Они ваши, они не мне принадлежат. Они ничего не составляют для меня. Возьмите их и скажите, что вы не считаете меня... Нет, я не могу повторить этих слов, мадемуазель!

- Но тут еще что-то есть! Что еще? - воскликнула она, закидывая назад голову и устремляя на меня свои горящие глаза. - А мой брат? Что с ним? Что будет с ним?

- Что касается его, мадемуазель, то я предпочел бы, чтобы вы не сообщали мне о нем больше, чем я знаю, - тихо ответил я. - Я не хочу вмешиваться в это дело. Впрочем, вы правы. Есть еще одна вещь, о которой я не упомянул.

Я услышал глубокий вздох...

- Она заключается в том, - медленно продолжал я, - чтобы вы позволили мне остаться в Кошфоре на несколько дней, пока войско здесь. Мне сказали, что двадцать солдат и два офицера квартируют у вас в доме. Вашего брата нет. Я прошу у вас, мадемуазель, позволения занять временно его место и предоставить мне право защищать вас и вашу сестру от всяких обид. Вот и все!

Она поднесла руку к голове и после долгой паузы пробормотала:

- Ах эти лягушки! Они квакают так, что я ничего не слышу.

И затем, к моему удивлению, она вдруг круто повернулась и пошла через мост, оставив меня одного. На мгновение я остолбенел и, глядя ей вслед, недоумевал, какая муха ее укусила. Но через минуту, если не раньше, она вернулась назад, и тогда я все понял. Она плакала.

- Мосье де Барт, - сказала она дрожащим голосом, который показал мне, что сражение мною выиграно, - больше ничего? Вы не имеете никакого другого наказания для меня?

- Никакого, мадемуазель.

Она снова накинула шаль на голову, и я уже не видел ее лица.

- Это все, чего вы просите?

- Это все, чего я прошу пока, - ответил я.

- Я согласна, - медленно и решительно сказала она. - Простите, если, на ваш взгляд, я говорю об этом слишком легко, если я придаю столь малое значение вашему великодушию или своему стыду, но я теперь не в состоянии ничего больше сказать. Я так несчастна и так напугана, что... в настоящую минуту все другие чувства для меня недоступны, и для меня не существует ни стыда, ни благодарности. Я точно во сне! Дай Бог, чтобы все это прошло как сон! На нас обрушилась тяжкая беда. И вы... мосье де Барт... я... - она запнулась, и я услышал сдавленные рыдания. - Простите меня... Я не в силах... У меня ноги закоченели, - добавила она вдруг. - Вы можете проводить меня домой?

- Ах, мадемуазель! - с раскаянием воскликнул я. - Какое я грубое животное! Вы стоите босиком, и я задерживаю вас здесь!

- Ничего, - ответила она голосом, от которого у меня все запрыгало внутри. - Зато вы согрели мое сердце, мосье. Уже давно я не испытывала этого.

При этих словах она вышла из тени. Все произошло так, как я и ожидал. Я снова переходил в ночной тьме через луг, чтобы быть принятым в Кошфоре, как желанный гость. Лягушки квакали в пруду, а летучая мышь кружилась вокруг нас. Моя грудь трепетала от восторга, и я говорил себе, что никто никогда не находился в таком странном положении.