Яна успела повидать в Америке лишь два дома -- родителей Мартина, да и его бывшей студентки Сэнди. Иногда они заходили из любопытства в дома, выставленные на продажу, скорее с горя, просто помечтать о своем жилье. Почти везде кухня находилась в гостиной, что Яне очень не нравилось: недаром в старинных русских крестьянских домах вход в кухню занавешивался, чтобы не мешать священнодействиям хозяйки. А здесь большая половина кухни пряталась за стенкой, да и располагалась она на ступеньку выше гостиной. Потолки в гостиной и спальне хозяев были высокими, к чему Яна привыкла в России. Небольшой садик на заднем дворе окружал забор, увитый кустами звездчатого жасмина, росли два японских клена и шелковица, а позади забора располагался огромный, незастроенный участок земли. И тишина... Перед домом они заметили аккуратно подстриженные кусты розмарина, роз, и цветущие азалии. Улица здесь замыкалась, перетекая в большой круг "калдесак", что тоже казалось большой удачей: Алекс мог спокойно играть в мяч, не опасаясь машин. --Все неплохо, но здесь почти нет земли и заднего двора,-- почесал в затылке Мартин,-- у всех соседних домов гораздо большие участки, а в этом доме - земля урезана из-за проходящего калдесака. -- И дом слишком открыт,-- мне хотелось бы жить за деревьями,-- тихо добавила Яна. -- Отсюда совсем недавно выехала Розамей,-- перебил Айзик,-- пожилая леди, вдова. Ее забрали к себе дети. Она, как видите, все содержала в идеальном порядке: построила открывающееся окошко в крыше гостиной, поливальную систему, посадила шикарные розы. Вначале у нее не было сигнализации, ведь это очень спокойный район. Но однажды ночью ее разбудила возня в гостиной. Выбежав из спальни, она обнаружила барсука, в панике ищущего выход наружу,-- бедняга свалился прямо в гостиную с крыши через оконце. После этого Розамей срочно установила сигнализацию и сетки на окна...
Мартин обещал позвонить Айзику на следующий день. Дома с Яной они ломали голову: -- Все хорошо, но где нам взять 40 тысяч на первый взнос? -- Какой взнос? В газете же было сказано "никакого первого взноса", -- изумилась Яна. -- Нет, моя девочка, в капиталистической стране дела обстоят иначе - платить все равно надо. Да и влезать в долги банку - теперь в месяц это удовольствие обойдется в 1500 тысячи долларов, да и налоги наши вырастут. -- Обьясни мне, как люди платят налоги... Кошмар, ведь получается, что более сорока процентов доходов калифорнийцев уходит государству! Невероятно... -- Поэтому здесь такие чистые, ухоженные парки и бесплатные туалеты. До смерти не забуду тот туалет в Ломоносове и в Луге... А климат в Калифорнии какой? За все надо платить... Молись, чтобы наш участок земли поскорее продался - тогда можно будет хоть частично погасить ссуду и уменьшить выплаты. Кстати, если мы не заплатим банку за наш новый дом за 2--3 месяца, -- нас вышвырнут вон.
Всю ночь напролет Мартин просидел за письменным столом, лихорадочно подсчитывал, рисуя колонки с цифрами. А в понедельник полдня названивал куда-то. Из его обьяснений Яна поняла примерно половину: пенсионный фонд разрешил взять деньги из накопительного фонда в счет будущего. Раздобыв деньги, Мартин вступил в пререкания с агентом. Айзик, уверенный в том, что покупатели от него никуда не денутся, стал безобразно себя вести. Яна увидела тихого и спокойного Мартина в совсем другой роли - он как тигр сражался за свои права. Все произошло удивительно быстро: документы подписали через три дня, но просидели за этим занятием не менее трех часов. В толстой пачке бумаг, прослеживающей всю историю владения участком земли в этом микрорайоне, Яна прочла: " Только для белых!", что было перечеркнуто красным карандашом. "Да, детка, так оно было когда-то в Америке вплоть до 60-х годов, верится с трудом, неправда ли? В Нью-Джерси можно было встретить обьявление при входе в парк: "Нельзя с собаками, неграм и евреям". Теперь нам и нашим соседям нельзя заводить кур и другую живность, кроме котов и собак; нельзя надстраивать второй этаж без согласия соседей. А также парковать автотранспорт на улице более трех дней", - пояснил Яне Мартин.