Под красной крышей

Свет лентой летал в прохладе кухни и, казалось, согревал ее. Таша приподнялась с раскладушки на локтях, посмотрела на шелестящие в темноте березы, серой массой двигающиеся в разные стороны. Она медленно встала. Окно чуть запотело от дыхания звезд.

– Вот и все!

Мать поставила в коридоре чемоданы и впорхнула в кухню, порывисто открыла ящик и достала водку.

– Ташка, вырвемся отсюда наконец! Чего стоишь? Спи давай.

Таша почесала ногу и не ответила, боясь пропустить хоть одно движение еле заметных веток деревьев. Мать плюхнулась на скрипучий стул, тот от тоски притих: «Последний раз села». Она налила себе в стакан, подняла его и несколько секунд рассматривала, потом залпом выпила и скорчила лицо.

– Спи уже, Таша.

– Как мне спать, когда ты будешь еще всю ночь пить?

– Вопрос риторический, – усмехнулась женщина.

Таша выскочила из комнаты.

– Да чего истеришь? – закричала вслед.

Таша накинула сарафан, уныло повисший на крючке и прильнувший к облезлой стене, болеющей грибком.

За пределами хибарки пахло свободой, ветром проникающей в легкие. Таша бежала через поле, что кололо босые ноги колосьями пшеницы. Слезы стекали по вздуто-пухлым щекам и неслись обратно к дому. Крик растворялся в безразличной ночи. Под ногти забивалась сырая земля, камни впивались в пятки. Но это хотелось чувствовать. Потому что завтра эта земля больше не будет касаться ног.

Лес остановил ее. Она согнулась и тяжело задышала. Прислонившись к дереву, села и потерла холодный нос. В кармане что-то смялось, она достала конверт и вздохнула.

Здесь она несла корзинку и осматривала каждый куст и каждое дерево. Брат бегал рядом и кричал восторженно: «Гриб, Таша, гриб! Какой большой!» Она медленно срезала гриб, чтобы Андрюша, затаив дыхание и приоткрыв ротик, смог понаблюдать за ней и запомнить, что надо делать.

Поднявшись, убрала письмо обратно, чуть постояла, внимая скрипу сосен и бегу зайцев, и снова ринулась в путь.

На лугу совсем рядом оказалась луна. Мужчины, сидевшие на принесенных пеньках, удивленно проводили взглядом Ташу, чокнулись стаканами:

– Выпьем за ночных бегунов!

Здесь они с Андрюшей скатывались вниз и, распластавшись на спине, смеялись. Его волосы пахли свежестью, и Таша могла наслаждаться этим ароматом, расчесывая брата и надевая ему беретик.

Она остановилась у ворот, толкнула их и зашла на кладбище. Свой путь Таша знала лучше, чем дорогу домой, и в темноте спокойно проходила мимо могил, так рано знакомых.

Встала на колени возле деревянного креста, положила возле него письмо:

– Ты мой дом. Я не уеду.

Луна усмехнулась, покрывшись желтушными пятнами. Но Таша не обижалась на нее. Свернулась в клубок и закрыла глаза, вслушиваясь в лай псов и чей-то смех.

…Утром хибарка оказалась пуста.

Таша слонялась по комнатам, смотрела с подозрением на открытые ящики и не чувствовала, что жила здесь. Вышла в задумчивости, глянула на солнце, что так прельщало мать. Теперь она где-то ищет свое счастье. Не здесь. Здесь, конечно же, земля другая, непригодная для такого.

Таша взяла свои чемоданы и зашагала по тропинке. «Мать уехала, это ничего, без нее смогу». Ей показалось, что не страшно остаться одной. Она же была в своем родном селе. Рядом кружились бабочки, ласкаясь друг к другу, а в траве затих ежик. Она ему улыбнулась.

Собаки скулили и метались по двору, весело подпрыгивая. Старушка сидела на скамейке возле скрюченного домика и плевалась семечками, посмеиваясь над животными.

– Бабуля! – Таша поставила чемоданы и открыла калитку. – Мать уехала.

Женщина поднялась, вскинула руки и подбежала к девочке, обняла ее и закружила:

– Да ты ж моя бедняжка! И тебя бросила? Вот ведь… – Она замолчала, стараясь не обидеть.

Таша потерлась о ее крупное теплое плечо и чуть отошла:

– Ну пошли-пошли. – Старушка взяла чемоданы и побежала в дом.

Таша огляделась. Псы жевали друг другу уши, косясь на нее, деревья приветливо сверкали листьями, ветер улегся спать. Разве в городе могла она вдохнуть такой покой?

Улыбка снеговика

Снежинки льнули к щекам, оставляя след краски на кончике носа. По волосам танцевал холод, с ног до головы облизавший ее тело. Она лежала в сугробе, как выброшенная кукла. Кровь растапливала снег. Синяя корка губ все больше сливалась с морозом…

Шла. Подкидывая слякоть в бело-бурой накидке. Та оседала на сапоге. Соль ее кристалликами манила к себе. Облизнуть бы… Она поморщилась и откинула грязь.

Машины выли, в подворотне о звонкие прутья решетки с воем и рычанием пытался убиться пес. Она стянула берет, глянула на небо, запутавшееся в нитках проводов.

– Как тихо…

Прохожие рыбьими глазами вяло поглядывали на нее и тут же ныряли в толпу, ждущую зеленого света.

Впереди у крыльца лавки с мороженым стоял парень, прел в костюме снеговика. Пот его сливался с запахом канализации, от которой давно воняло, и это вызывало тошноту.

Она пожевала сигарету. Слюна скатилась на рассеченный подбородок. Резко смахнула ее.

Парень подпрыгивал с табличкой и окрикивал всех.

– Зря старается…

Какие-то пацаны со смехом окружили снеговика. Люди тут же испуганно попрятались.