Под кровью - грязь

   Что-то я разговорился сегодня. Какое мне дело до того, что обо мне думает этот… Палач вдруг почувствовал, что не может назвать Гаврилина человеком. Да, Гаврилин был одним из тех, кто использовал Палача, одним из тех, кто считал себя в праве распоряжаться жизнью Палача и его смертью. Но сейчас Палач был готов поклясться, что они с наблюдателем чем-то похожи, что-то общее есть в них обоих и он просто не может разорвать эту странную связь. Нужно было только найти повод. Повод для того, чтобы оставить Гаврилина в живых.

   – Ты наблюдал за операцией в июле? – Палач, не отрываясь, смотрел в лицо Гаврилина.

   – Формально – да.

   – Формально?

   – Твоя группа должна была стать орудием, а я – причиной. У тебя есть время? Могу объяснить подробнее.

   – Ты знал, что нас списали?

   – Нет. Я даже о том, что и меня списали, узнал совершенно случайно.

   Он даже не пытается оправдываться, подумал Палач. И еще, после того, как все это произошло у него перед домом, почему он не принял мер? Ну, хотя бы сменить адрес, или усилить охрану. Кстати…

   – Где твой телохранитель?

   – Кто? А, Хорунжий… Он занят, пытается найти ту компанию, с которой сцепились твои, Жук и Бес.

   – Зачем?

   – Зачем сцепились?

   – Зачем ищет?

   – Я попросил. Мне это показалось интересным.

   – Интересным…

   – Да, интересным. Обидно, что не узнаю, как там все на самом деле.

   – Обидно. – Палач взглянул на часы. – Ладно, мне нужно идти.

   Гаврилин вдруг улыбнулся, почти весело.

   – Что тебя развеселило?

   – Очень забавная эпитафия – «Убийце было некогда».

   – Не получается у нас разговор.

   – У меня просто выдались трудные сутки. Знаешь, когда трижды за двадцать четыре часа тебя пытаются убить, то это как-то утомляет.

   – Наверное.

   – Скажи, а это нормально, что человек не боится смерти? – спокойным голосом спросил Гаврилин, – У тебя в этом деле опыт побольше.

   – Не знаю. Честно, не знаю, – Палач пожал плечами и встал. – А что?

   – Да так, для общего развития.

   – Извини.

   – Да ладно. Это…

   – Что?

   – Так, ерунда…

   – Что?

   – Что? А ничего, господа бога… Что, нельзя было просто нажать на спуск? Какого черта устраивать ток-шоу из моего убийства? Что, получил удовольствие? Нравится тебе это? Я оправдал твои ожидания? Или тебе хотелось, чтобы я валялся у тебя в ногах и плакал? Просил, чтобы ты впервые в жизни не выполнил приказ? Да? Взял бы и просто выстрелил. В разговоре. Всадил бы мне пулю и оставил бы умирать. Какого черта вас всех тянет на разговоры? Какого?

   – Какого черта? – Палач развел руками, – Не знаю, просто при нашей работе очень редко приходится поговорить откровенно.

   – Да не поговорить тебе хотелось, – резко бросил Гаврилин.

   – А чего?

   – Исповедоваться.

   – Исповедоваться?

   – А что – нет? И начальство мое и ты – всем хочется поговорить о своих грехах, попытаться оправдаться. Объяснить. А безопаснее всего это делать будущему покойнику. Чтобы и поболтать в сласть и тайну сохранить.

   – Исповедоваться, – Палачу эта мысль показалась вначале странной, а потом вдруг из глубины души скользнула тень, не дававшая ему покоя, и слилась со странной мыслью об исповеди.

   Гаврилин напрягся. Сейчас бросится, подумал Палач. Сейчас прыгнет, понимая, что шансов у него практически нет.

   – Не нужно глупостей. Ты сегодня останешься живым.

   – Что?

   – Я сегодня не буду тебя убивать.

   – Почему?

   – А мне еще хочется с тобой поговорить. И еще мне очень хочется, чтобы ты все передал своему начальству. Все, что я скажу. Понял?

   – Понял, – Гаврилин немного расслабился, но потом внезапно снова напрягся.

   – Что еще?

   – Мое начальство сейчас лежит мертвое у моих ног.

   – Обратишься к другому.

   – Это единственный мой канал. Может быть, есть свой канал у Хорунжего?

   – Это меня уже не интересует. Слушай дальше.

   – Слушаю.

   – Я выполню приказ. Даже если при этом мне придется… Даже если…

   – Я понял.

   – Вот и хорошо. Но при одном условии. Первый и последний раз я ставлю условие.

   – Какое?

   Палач подошел к Гаврилину почти вплотную, наклонился:

   – Ты должен быть со мной на этой операции.

   – Я? Зачем?

   – Ты будешь выполнять свою непосредственную работу – наблюдать. Я гарантирую, что ты уйдешь от меня живым. Не потому, что ты мне так нравишься. Я хочу, чтобы передал от меня своему и моему начальству небольшое послание.

   – А если я не смогу с ним связаться?

   – Тогда примешь решение самостоятельно.

   – Мне безопаснее с тобой не идти.

   – Безопаснее. Только ты не забывай, что приказ о твоей ликвидации до сих пор не отменен.

   – Пошел ты…

   – Я перезвоню, – сказал Палач и ударил.

   Гаврилин не успел отреагировать на удар, захрипел и сполз со стула. Палач аккуратно уложил его на пол.

   – Исповедоваться, – сказал Палач.

   Странно, он принял решение, он не убил наблюдателя, но ни облегчения, ни дискомфорта при этом не испытал.

   Палач оглянулся в дверях. Роль посланца исполнит Гаврилин. Это значит, что сегодня суждено умереть другому человеку. Человечку.

   Грязь

   Агеева колотило. Противный мелкий озноб заставлял дрожать все тело, и изнутри подступала тошнотворная слабость. Агеев попытался было задремать, но тело не могло уснуть. Внутри Агеева словно образовалась пустота, в которую он падал и не мог удержаться за скользкие края своего сознания.