Под крышами Парижа (сборник)

– Объясни ему, что я не говорю по-французски, – сказал Леон слегка раздраженно, потому что Морикан выразил благодарность на своем велеречивом французском. Не закрывая рта, Леон вскрыл коробку, из которой вывалил радующие глаз сыры, салями и лососинку. И через плечо: – Скажи ему, что мы любим выпить и закусить. А языками потом почешем. Эй, где вино, которое я привез? Нет, погоди минутку. У меня в машине есть бутылка «Хейг энд Хейг». Отдадим ему. Бедный малый, клянусь, ни разу в жизни не принял стакана виски… Послушай, да что с ним такое? Он хоть умеет улыбаться?

Он продолжал фонтанировать в том же духе, открывая новые коробки, отрезая себе большой ломоть кукурузного хлеба, намазывая его вкуснейшим сладким маслом, накалывая оливку, пробуя анчоус, затем маринованные огурцы, немного этого, немного того, и одновременно извлекая коробку конфет для Вэл вместе с прекрасным платьем, ниткой бус и…

– А это для тебя, ублюдок! – И он швырнул мне жестянку дорогих сигарет. – У меня для тебя еще есть в машине. Между прочим, забыл спросить – как твои дела? Состояние еще не нажил? Ты и Буфано![106] Парочка сирот. Ты счастливчик, что у тебя есть такой друг, как я… который зарабатывает на жизнь, а?

Тем временем Лайлик сходил к машине и принес остальное. Мы открывали «Хейг энд Хейг», затем прекрасного качества бордо для Морикана (и для самих себя), оценивающе приглядывались к перно и шартрезу, которые он тоже привез. Воздух уже сгустился от дыма, пол был усыпан бумагой и бечевой.

– Душ у вас еще работает? – спросил Леон, расстегивая шелковую сорочку. – Мне, пожалуй, надо принять. Не спал тридцать шесть часов. Господи, как я рад, что вырвался на пару часиков! Между прочим, у тебя не найдется койки на ночь? Или на две. Хочу поболтать с тобой. Обсудим, как тебе действительно заработать деньжат. Не собираешься же ты быть нищим всю жизнь? Молчи! Знаю, что ты скажешь… Между прочим, где твои акварели? Тащи их! Ты меня знаешь. Могу купить с полдюжины, пока я здесь. Конечно, если они не барахло.

Неожиданно взгляд его упал на Морикана, который раскуривал черуту.

– Да что такое с этим парнем? – рявкнул он. – Зачем он сунул в рот этот вонючий мусор? Разве мы ему не дали хороших сигар?

Покраснев, Морикан объяснил, что отложил сигары на потом. Они слишком хороши, чтобы сразу их выкурить. Он хотел сначала немножко полюбоваться на них.

– Он что, охуел? – крикнул Леон. – Скажи ему, что сейчас он в Америке. Мы не думаем о завтра. Скажи ему, что, когда у него кончатся сигары, я пришлю ему коробку из Эл-Эй[107]. – Он отвернулся и тихо, как бы между прочим, сказал: – Все же что его так прищемило? Он что, до смерти голодал где-то там? Ну да черт с ним! Послушайте, я хочу рассказать вам одну смешную историю – намедни услышал. Переведешь ему, ладно? Хочу посмотреть, будет ли он смеяться.

Моя жена делает тщетную попытку накрыть стол. Леон уже начал выдавать свою смешную историю, довольно непристойную, и Лайлик уссывается от восторга. В середине своей байки Леон делает перерыв – отрезает еще один кусок хлеба, наливает себе, снимает туфли и носки, натыкает оливку и так далее. Морикан следит за ним квадратными глазами. Для него это новый образец рода людского. Le vrai type americain, quoi![108] У меня подозрение, что он действительно получает удовольствие. Поцеживая бордо, он облизывает губы. Эта соленая лососинка интригует его. Что до кукурузного хлеба, то никогда прежде он такого не видывал и не пробовал. Просто превосходный! Ausgezeichnet![109]

Лайлик хохочет так, что слезы катятся у него по щекам. Байка действительно смешная, непристойная, но труднопереводимая.

– В чем проблема? – говорит Леон. – У них что, нет там таких слов?

Он оглядывает Морикана, вкушающего яства, смакующего вино, старающегося раскурить огромную гаванскую сигару.

– О’кей. Забудем про шутку. Он набивает желудок, это вполне нормально. Послушай, так кто он, говоришь, такой?

– Астролог, помимо прочего, – сказал я.

– Да он свою жопу от дырки в земле не отличит. Астрология! Кто станет слушать про это дерьмо? Скажи ему, что надо бы поумнеть… Эй, подожди минутку. Я назову ему свой день рождения. Посмотрим, что он выдаст.

Я сообщаю эти данные Морикану. Он говорит, что пока не готов. Хочет еще немного понаблюдать за Леоном, если мы не возражаем.

– Что он сказал?

– Он сказал, что сначала хочет насладиться едой. Он знает, что ты человек исключительный, – добавил я, чтобы снять напряжение.

– Он сказал золотые слова. Ты чертовски прав, я действительно исключительный человек. Другой на моем месте уже свихнулся бы. Сделай одолженье, скажи ему, что я его раскусил. – Затем, обращаясь непосредственно к Морикану, он говорит: – Как вино… vin rouge? Неплохое, да?

– Epatant![110] – говорит Морикан, не подозревая о том, что творится у него перед носом.

– Да уж конечно, блин, хорошее, – говорит Леон. – Я его покупал. Я умею отличить хорошее от плохого.