Под куполом

- Не перед детьми, - ответил тот. - Нет, не сейчас, какая бы не была у нас свобода слова.

- Родителей Фрэнка нет в городе, - сказал Твич. - Но я сообщил Хелен Руа. Она восприняла это довольно спокойно.

- Пьяная? - спросил Энди.

- Вхлам.

Энди немного прошелся вглубь по коридору. Там, спинами к нему, в госпитальных тапках и кальсонах стояло несколько пациентов. Смотрят на место убийства, решил он. Сам он не имел до этого охоты и был рад, что Даги Твичел сделал то, что вынужден был делать. Он фармацевт и политик. Его работа помогать живым, а не обрабатывать мертвых. А еще он знал кое-что такое, чего не знали все эти люди. Он не мог сказать им, что Фил Буши продолжает жить в городе, отшельником, на радиостанции, но мог рассказать Филу о смерти брошенной им жены. Конечно, невозможно предугадать, какой может быть реакция Фила; Фил стал не похожим сам на себя. Может сорваться с катушек. Даже убить того, кто принес плохую весть. Но так ли уж это было бы ужасно? Самоубийцы попадают в ад и пожизненно ужинают расплавленным железом, а вот жертвы убийства, Энди был в этом уверен, попадают на неба, где едят ростбиф и персиковый пирог у Господа за столом целую вечность.

Вместе со своими возлюбленными.

15

Несмотря на то, что она немного подремала днем, Джулия сейчас была утомленной, как никогда в жизни, то ли ей так просто казалось. И, хотя она отказалась от предложения Рози, идти ей на самом деле было некуда. Разве что к своей машине.

К ней она и пришла, отцепила с поводка Гореса, чтобы тот мог запрыгнуть на пассажирское сидение, а сама села за руль, призадумалась. Ей, безусловно, нравилась Рози Твичел, но Рози захочет вновь обсосать весь этот длинный, адский день. Захочет поспрашивать, что можно было бы, если вообще, хоть что-то можно, сделать для Барбары. Будет ожидать от Джулии каких-то идей, когда у Джулии их нет совсем.

Тем временем Горес не сводил с нее глаз, спрашивая настороженными ушами и яркими глазами, что дальше. Он и подтолкнул ее к мысли о женщине, которая потеряла свою собаку: Пайпер Либби. Пайпер могла бы ее принять и положить спать, не лезть ей в уши своей болтовней. А переспав ночь, Джулия вновь вернет себе способность мыслить. Даже что-то понемногу планировать.

Заведя «Приус», она поехала к церкви Конго. Но пасторский дом стоял темный, а к дверям была пришпилена записка. Джулия вытянула кнопку, понесла бумажку к машине и в кабине, при тусклом свете, прочитала записку.

«Я пошла в госпиталь. Там была стрельба».

Из Джулии вновь вылетело причитание, но как только к ней присоединился Горес, стараясь подпевать, она заставила себя прекратить скулить. Она перевела рычаг на задний ход, потом вновь поставила в нейтральное положение, чтобы возвратить записку туда, где она ее нашла, на случай, если кто-то другой из прихожан, придавленный весом целого мира на его (или ее) плечах, придет искать помощи у последнего в Милле духовного лица.

Итак, куда теперь? К Рози, в конце концов? Но Рози уже, наверняка, спит. В госпиталь? Джулия бы заставила себя пойти туда, несмотря на пережитое потрясение и измученность, если бы это послужило какой-то цели, но теперь, когда нет газеты, в которой она могла бы написать о том, что там случилось, не было никакого смысла натыкаться на какие бы то ни было новые ужасы.

Она сдала задом на улицу, а там повернула вверх по городскому холму, не задумываясь, куда направляется, пока не подъехала к Престил-Стрит. Через три минуты она уже припарковалась на подъездной аллее усадьбы Эндрии Гриннел. И в этом доме также было темно. Никто не ответил на ее деликатный стук. Не имея возможности знать, что Эндрия сейчас лежит в своей кровати на верхнем этаже, погруженная в глубокий сон впервые с того момента, как отказалась от таблеток, Джулия решила, что она или пошла домой к своему брату Даги, или проводит ночь с кем-то другим.

Тем временем Горес сидел на половом коврике и смотрел вверх, ожидая от нее какого-либо руководящего жеста, как всегда. Но Джулия была слишком опустошенная, чтобы руководить, и очень утомленная, чтобы двигаться еще куда-нибудь. Она была почти уверена, что слетит где-то с дороги и убьет их обоих, если отважится вновь куда-то ехать.

И думала она сейчас не о сгоревшем доме, в котором прошла все ее жизнь, а о выражении лица полковника Кокса, когда она спросила у него, не бросили ли их на произвол судьбы.

«Отнюдь, - ответил он. - Абсолютно нет». Но, проговаривая эти слова, в глаза ей он старался не смотреть.

На крыльце стояла деревянная садовая кушетка. Если надо, она может и на ней подремать. А может…

Она толкнула двери, они оказались незапертыми. Она поколебалась, а Горес нет. Безоговорочно уверенный в том, что его хозяйка всюду свободно вхожа, он моментально направился  в дом. А за ним и Джулия на другом конце поводка, с мыслью: «Теперь решение принимает мой пес. Вот как оно стало».

- Эндрия? - негромко позвала она. - Эндрия, ты дома? Это я, Джулия.