Руп, кузен Пайпер Либби, который работал в полиции неполную смену и приехал в Милл пятью годами раньше, попытался их остановить:
– Дальше никому хода нет, дамы.
– Это мой дом, – возразила Джулия. – Наверху все, что принадлежит мне в этом мире, – одежда, книги, личные вещи. Внизу газета, которую основал мой прадед. За более чем сто двадцать лет она не вышла в срок только четыре раза. И теперь все превращается в дым. Если ты хочешь, чтобы я не увидела, как это происходит – и вблизи, – тебе придется меня застрелить.
На лице Рупа отразилась неуверенность, но, когда она двинулась дальше (Горас теперь жался к ее колену и недоверчиво смотрел на этого лысеющего мужчину), коп отступил в сторону. Но только на мгновение.
– Тебе нельзя, – попытался остановить он Роуз.
– Мне можно, если только ты не хочешь, чтобы тебе насыпали слабительного в следующую порцию шоколадного фраппе, которое ты у меня закажешь.
– Мэм… Роуз… у меня приказ.
– К дьяволу твои приказы! – В голосе Джулии слышалась скорее усталость, чем воинственность. Она взяла Роуз за руку и повела по тротуару, остановившись только в тот момент, когда жар, идущий от пожара, стал нестерпимым для кожи.
Здание, в котором располагались редакция «Демократа» и ее квартира, превратилось в огромный костер. Дюжина или около того копов и не пытались его погасить, но ручных насосов у них хватало (на некоторых оставались наклейки «СПЕЦИАЛЬНАЯ ЦЕНА В ДНИ РАСПРОДАЖ В „УНИВЕРМАГЕ БЕРПИ“»), и они поливали водой книжный и аптечный магазины. С учетом полного отсутствия ветра Джулия полагала, что им удастся отстоять оба дома, то есть все остальные офисные здания в восточной части Главной улицы.
– Просто удивительно, как быстро они тут появились, – прокомментировала Роуз.
Джулия ничего не сказала, только смотрела на языки пламени, вздымающиеся в темноту, гася розовые звезды. Она была слишком потрясена, чтобы плакать.
Пит Фримен протолкался сквозь шеренгу полицейских, поливавших водой фасад и северную стену «Аптечного магазина Сандерса». На закопченном лице чистыми оставались только дорожки от слез.
– Джулия, мне чертовски жаль! – Он чуть не рыдал. – Мы почти его погасили… погасили бы… но последняя бутылка, которую бросили эти мерзавцы, упала на газеты, сложенные на полу, и… – Остатком рукава Фримен вытер лицо, только размазав сажу. – Мне чертовски жаль.
Она обняла его, как ребенка, хотя Пит возвышался над ней на шесть дюймов и весил на сто фунтов больше.
– Что произошло? – спросила Джулия.
– Зажигательные бомбы. Этот гребаный Барбара!..
– Он в тюрьме, Пит.
– Его друзья! Его чертовы друзья! Они это сделали.
–
– Слышал. – Он отстранился, чтобы взглянуть на нее. – Трудно было не услышать. Они говорили в мегафон. Сказали, что сожгут весь город, если Барбару не освободят. – Пит горестно улыбнулся. –
Размашистым шагом к ним подошел Большой Джим. Огонь окрашивал его щеки в оранжевый цвет. Он так широко улыбался, что губы растянулись чуть ли не до мочек.
– Как теперь тебе нравится твой друг Барби, Джулия?
Джулия надвинулась на него, и, должно быть, он что-то увидел в ее лице, поскольку отступил на шаг, словно боялся, что она ударит его.
– В этом нет смысла. Никакого. И ты это знаешь.
– Я думаю, есть. Если ты согласишься с тем, что Дейл Барбара и его дружки установили Купол, смысл сразу тебе откроется. Это в чистом виде акт терроризма.
– Чушь собачья! Я была на его стороне, а это означало, что и газета была на его стороне. Он это
– Но они сказали… – начал Пит.
– Да, – оборвала его Джулия, не поворачивая головы. Не отрывала глаз от освещенного пожаром лица Ренни. – Они сказали, они сказали. Но кто, черт побери, эти
Большой Джим повернулся и подозвал двух новых полицейских – на их принадлежность к стражам порядка указывали лишь синие платки, завязанные на правом бицепсе. Лицо одного – высокого, крепкого парня – показывало, что он еще мальчишка, несмотря на столь внушительные габариты. Второй мог быть только Кильяном: круглая голова и крючковатый нос служили фирменным знаком.
– Микки. Ричи. Уведите отсюда этих двух женщин. – Горас, натянув поводок до отказа, зарычал на Большого Джима. Тот с презрением посмотрел на маленькую собачонку. – А если они не уйдут добровольно, я разрешаю вам завернуть им руки и уложить на капот ближайшего патрульного автомобиля.
– Мы еще не закончили. – Джулия наставила на него палец. Теперь она тоже начала плакать, но слезы, жаркие и болезненные, не могли быть слезами печали. – Мы еще не закончили, сукин ты сын.
На лице Большого Джима вновь появилась улыбка, сверкающая, как полировка его «хаммера». И такая же черная.