Марти Арсено хлопнул его по плечу. Рэндолф едва не развернулся и не врезал ему. Но Арсено ничего этого не замечал. Смотрел на другую сторону улицы, где Джулия Шамуэй выгуливала собаку. Выгуливала и… что?
Развешивала газеты, вот что. Пришпиливала их к чертовым телеграфным столбам.
– Эта сука никак не угомонится, – выдохнул Рэндолф.
– Хочешь, чтобы я подошел и угомонил ее? – спросил Арсено.
Марти очень уж хотелось выполнить это задание, и чиф почти отдал ему такой приказ. Но в последний момент покачал головой.
– Она поднимет крик насчет ее чертовых гражданских прав. Словно не понимает, что раздувать слона из каждой паршивой мухи не в интересах города. – Он вновь покачал головой. – Скорее всего не понимает. Она невероятно… – Было, было слово, которое целиком и полностью характеризовало Джулию Шамуэй, французское слово, которое он выучил в старшей школе. Рэндолф никак не ожидал, что вспомнит его, но вспомнил. – Она невероятно naïve[22]
.– Я ее остановлю, чиф, без проблем. Что она сделает, позвонит своему адвокату?
– Пусть забавляется. Главное, чтоб нам не мешала. Я пойду в больницу. Дентон говорит, эта Буши убила Френка Дилессепса и Джорджию Ру. Потом застрелилась.
– Господи, – прошептал Марти. Побледнел. – Думаешь, и это происки Барбары?
Рэндолф уже собрался ответить, что нет, но передумал. Буши обвинила его парней в изнасиловании. Самоубийство говорило о том, что обвинения не беспочвенны, а слухи, что полицейские Милла способны на такое, очерняли вверенную ему службу, что никак не могло пойти на благо городу. Он это понимал и без Большого Джима.
– Не знаю, – пожал плечами Рэндолф, – но все возможно.
Глаза Марти слезились то ли от дыма, то ли от горя. Может, по обеим причинам.
– Надо поставить в известность Большого Джима, Пит.
– Я поставлю. А пока… – Рэндолф мотнул головой в сторону Джулии, – приглядывай за ней и, когда она наконец устанет и уйдет, сорви все это дерьмо и брось туда, где ему самое место. – И он указал на костер, пылающий там, где ранее находилась редакция газеты. – Избавь город от мусора.
Марти хохотнул:
– Будет исполнено, босс.
Именно так патрульный Арсено и поступил. Но лишь после того, как горожане забрали несколько газет, чтобы прочитать их при более ярком свете. Может, полдюжины, может, десять. Последующие два или три дня их передавали из рук в руки и читали, пока они не разлезлись.
14
Придя в больницу, Энди увидел Пайпер Либби. Она сидела на скамье в вестибюле, говорила с двумя девушками, одетыми в белые нейлоновые брючки и блузоны медсестер, хотя Энди показалось, что они слишком юны, чтобы быть настоящими медсестрами. Обе недавно плакали и выглядели так, будто скоро снова заплачут, но Энди видел, что преподобная Либби действовала на них как таблетка успокаивающего. В чем он разбирался, так это в человеческих эмоциях. Иногда Энди сожалел, что не мог так же хорошо ориентироваться и в человеческих помыслах.
Джинни Томлинсон стояла невдалеке, разговаривала с пожилым мужчиной. Оба выглядели ошарашенными и потрясенными. Джинни увидела Энди и подошла к нему. Мужчина последовал за ней. Она представила его как Терстона Маршалла, сказала, что он им помогает.
Энди широко улыбнулся незнакомцу, тепло пожал руку:
– Рад познакомиться с вами, Терстон. Я – Энди Сандерс, первый член городского управления.
Пайпер глянула на него со скамьи:
– Будь ты действительно первым, Энди, ты бы держал в узде второго.
– Я понимаю, последние дни выдались для тебя тяжелыми. – Энди продолжал улыбаться. – Как и для нас всех.
Пайпер бросила на него ледяной взгляд, потом спросила девушек: не хотят ли они пойти к ней и выпить по чашке чаю?
– Мне самой чашка чаю не повредит, – добавила она.
– Я позвонила ей после тебя, – объяснила Джинни после того, как преподобная и юные медсестры отбыли. В голосе слышались извиняющиеся нотки. – И я позвонила в полицейский участок. Поговорила с Фредом Дентоном. – Она наморщила нос, как бывает, если до ноздрей долетает неприятный запах.
– Да, Фредди хороший парень! – с жаром воскликнул Энди. Все это его совершенно не занимало – ему хотелось вновь сидеть на кровати Дейла Барбары, готовясь выпить отравленную розовым воду, – но играть привычную роль не составляло труда. Привести все в норму, утихомирить разбушевавшиеся эмоции – это он умел, как никто другой. – Расскажи мне, что здесь произошло.
Она рассказала. Энди слушал с удивительным спокойствием, учитывая, что семью Дилессепс он знал всю жизнь, а учась в старшей школе, однажды пригласил мать Джорджии Ру на свидание (Элен целовалась с открытым ртом, и это радовало, чего он не мог сказать о ее вонючем дыхании). Энди думал, что его эмоциональное безразличие обусловлено одной простой причиной: если бы не зазвонил его мобильник, он бы сейчас лежал без сознания. Может, и мертвый. А такое позволяет видеть мир в истинном свете.