Под Лавандовой Луной

– Я помню, как злые языки винили тебя в расправе над нашими морскими офицерами, оказавшимися в руках мийю. Они говорили, что ты убедила меня отправиться на войну, и ты не пыталась этого отрицать. Ты сказала, что пусть лучше тебя презирает весь мир, но не я. Так сильно ты любила меня. А я любил тебя.

Лаймира всхлипнула.

– Правда?

– Да, и я полюблю тебя снова, если ты вернешь скипетр. Я знаю, что ты все еще любишь меня и хочешь вновь заслужить мою любовь и прощение.

Неужели она не видит его манипуляций? У меня не было никакого желания становиться на сторону Лаймиры, но я не могла допустить, чтобы скипетр вновь оказался в лапах Тиррена.

– Императрица Лаймира, – вмешалась я, – не забывайте, что он только что собирался променять вас на меня. Нельзя доверять ему.

– Дерзкая девчонка! – Тиррен сверкнул на меня глазами. – Молчать!

Но я и так долго молчала.

– Я уже приготовилась жить в клетке и молчать, но сейчас я буду говорить. Императрица Лаймира, вы не должны возвращать ему скипетр. Не тратьте свое время на борьбу с человеком, которому абсолютно наплевать…

– Я сказал – молчать! – Тиррен вскинул руку, и из пола вылез древесный корень. Он ударил меня в спину и обвился вокруг головы, зажав рот. Мои зубы вонзились в жесткую древесину. Я почувствовала горечь на языке и закричала, но мои сдавленные вопли остались незамеченными.

Лаймира молчала так долго, что я уже решила, будто она поверила Тиррену. Сердце колотилось у меня в груди.

Но потом она покачала головой. Ее губы дрожали.

– Я не отдам вам скипетр. Не сейчас. Но тем не менее я хочу вновь вернуть ваше уважение.

Император поджал губы, его ноздри раздулись. Он заговорил сквозь стиснутые зубы:

– Если ты не отдашь мне скипетр, то никогда не вернешь мое уважение.

– Ваше Величество, я медлю только потому, что во владении скипетром есть преимущество. Джайниты быстро набирают сторонников, так как по городам и деревням расползлись слухи, что вы больше не наместник Неба. Во дворце наверняка есть предатели, которые их распространяют. Давайте оставим все как есть, пусть они думают, что я шантажирую вас скипетром, и тогда я с помощью своего тин-чай смогу вычислить тех, кто не верен короне.

Тиррен немного поразмыслил.

– Твой план не лишен смысла, но тебе придется представить солидные доказательства своим обвинениям. Я не намерен целую вечность ждать скипетр. Предупреждаю тебя, Лаймира. Больше не играй со мной в игры.

Лаймира поклонилась.

– Благодарю вас за второй шанс, Ваше Величество. Я буду стараться изо всех сил вернуть вашу благосклонность. Я отдам скипетр, как только мы поймаем всех предателей. Даю вам слово.

Она повернула голову и встретилась взглядом со мной. Что-то расчетливое мелькнуло в ее глазах. Она просчитывает новый план?

– Ваше Величество, я рада, что вы решили сделать диковинку из этой девочки, – сказала Лаймира. – Ее голос принесет пользу нам всем.

– И в своей клетке она ничем, кроме пения, заниматься не будет. – Тиррен мрачно посмотрел на меня. – Только попробуй еще раз заговорить без спроса, и горько пожалеешь об этом.

Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку. Из часов вылетела бешеная птица. Древесный корень ослаб и отпустил меня. По лестнице поднялись стражники, они подошли ко мне и схватили за руки.

Энергия утекала из моего тела. Перед глазами все поплыло, и я знала только, что стражники унесли меня.

Глава 40

Моя клетка стояла в Осеннем дворе. За решетчатыми стенами тюрьмы падали золотистые листья.

Я видела металлическую табличку, прибитую к клетке. У меня теперь не было даже имени, а описание укладывалось в три незатейливые строчки:

Особо ценная диковинка императора Тиррена #658

Доминирующий канал: Ха

С помощью песни исцеляет болезни и возвращает молодость.

Стражники с ног до головы закутали меня в синий шелк. Я бросила последний взгляд на небо. Сумерки постепенно вступали в свои права, показался тонкий месяц Бирюзовой Луны. Белую Луну застилали облака, а Лавандовая Луна совсем исчезла.

А потом мир скрылся от меня за белым занавесом.

В одном углу клетки валялся маленький соломенный матрас, обернутый в красивую красную ткань. Как нелепо стлать дорогие шелковые простыни на столь неудобное ложе. Тиррен заботился только о внешнем лоске.

На полу у кровати стояли две миски, одна с едой, вторая с водой. Рядом с миской для еды стоял фарфоровый горшок. Поначалу я не могла есть то, что лежало рядом со зловонным горшком, но на пятый день мне стало все равно. В миске лежали какие-то твердые комочки – сухие, жесткие и отвратительные на вкус. Я даже не понимала, что это такое, но так оголодала, что готова была съесть что угодно.