Когда на следующий день — тот самый, что был отмечен солнечной погодой и тяжелой головной болью — Кравцов зашел вечером в Региступр, в кабинетике его ожидали четыре новых снарядных ящика с трофейными документами и записка, прикнопленная к потертой и исцарапанной столешнице рабочего стола. Некто Эр Вэ Лонгва просил товарища Кравцова зайти к нему в комнату номер «35»: «очень поговорить надо». При виде этого послания Макс Давыдович даже похолодел, как какая-нибудь, прости господи, гимназистка, нежданно-негаданно обнаружившая, что беременна. Оставив записку на столе, он опрометью бросился к несгораемому шкафу, но там все оказалось в порядке. Судя по оставленному накануне вечером волоску на нижнем крае дверцы и кусочку хлебного мякиша на одной из стальных петель, сейф никто в его отсутствие не открывал. Бумаги, от которых за версту несло выстрелом в затылок, тоже оказались на месте и лежали именно так, как были оставлены. «В тех же позах» и в том же порядке. То есть, скорее всего, никто содержимым несгораемого шкафа не интересовался, и опасных документов не видел.
«Вот же муета! Вот же подарочек! Ну, Жора, удружил!» — зло подумал Кравцов, с трудом унимая дрожь в пальцах, чтобы закурить.
«Семенов, твою мать!»
А на ловца и зверь. Не успел Кравцов выйти из кабинета, а Семенов тут как тут, спешит куда-то по своим оперативным надобностям.
— Здравствуй Георгий! Богатым будешь! — Кравцов улыбнулся, хотя, возможно, и несколько натянуто, спрятал ключи в карман и протянул руку старому приятелю.
— И тебе богатым быть! Как раз сегодня о тебе вспоминал, — Семенов ответил крепким рукопожатием и тоже улыбнулся, но, следует отметить, его эмоции казались более естественными. — Может быть, зайдем после службы ко мне? Я здесь недалеко живу. А то ты, Макс, и с женой моей до сих пор не знаком. Не порядок.
— Спасибо за приглашение, — возможность поговорить без свидетелей была именно тем, чего желал Кравцов. — Часиков в восемь?
— Договорились, — кивнул Семенов. — В восемь на выходе… с вещами.
И он пошел своей дорогой, предоставив Кравцову идти своей.
Тридцать пятая комната помещалась на втором этаже. На двери висела табличка «Начальник 1-го отделения тов. Лонгва». Вопрос, «Первое отделение чего?» — оставался, однако, за скобками.
«Надо будет спросить», — решил Кравцов и постучал костяшками согнутых пальцев в дверь.
— Войдите! — голос хозяина кабинета звучал глухо, но внятно.
Кравцов толкнул дверь.
Лонгва — худощавый широкоплечий мужчина с треугольным выразительным лицом, светлыми навыкате глазами и отросшими вьющимися волосами сидел за столом напротив входа. При появлении Кравцова он встал и протянул тому руку через стол.
— Проходите, пожалуйста, товарищ Кравцов, садитесь!
— Спасибо! — Макс Давыдович пожал Лонгве руку и вопросительно посмотрел в светлые до полной прозрачности глаза. — Вас, извините, как зовут, товарищ?
— Меня зовут Роман Войцехович. — Лонгва говорил с легким польским акцентом, смотрел спокойно.
— Ну, что ж, Роман Войцехович, спасибо, что представились. Так, знаете ли, как-то привычнее. А меня зовут Максим Давыдович. — Кравцов сел на стул и «вернул взгляд», присовокупив улыбку. — И вот еще что, товарищ Лонгва, вы каким отделением руководите? Какого отдела? А то неловко как-то, сидишь с человеком, разговариваешь, табак куришь, и не знаешь, кто он и чем занимается.
— Я работаю в информационном отделе, — улыбнулся Роман Войцехович. — Первое отделение, сводочное. Но я уже им не руковожу.
— Почему? — вопрос напрашивался.
— Новое назначение, — чуть пожал плечами Лонгва. — Назначен на Украину.
— К Фрунзе.
— Знакомы?
— А вы не знаете?
— Знаю, — согласился Лонгва, — но возникает вопрос.
— Спрашивайте, — предложил Кравцов.
— В Москву вас привез Михаил Васильевич, а в Региступр устроил Сергей Иванович…
— А в партию меня принимал Абрам Рафаилович, — Кравцов не торопясь, достал из кармана кисет и бумагу и начал сворачивать самокрутку.
— Гоц?
— Гоц.
— А в большевики?
— А в большевики меня принимал Авель Сафронович Енукидзе, — Кравцов закурил. Занимало его сейчас то, чем должен завершиться этот странный разговор, когда, и где, но в воздухе было разлито совсем непростое настроение. Вероятности множились, ветвясь. Время замедлило ход.
— А в РККА? — спросил Лонгва, как ни в чем не бывало.
— А что записано в моем личном деле? — поинтересовался Кравцов.
— Не знаю, — дернул губой хозяин кабинета.
— Как так? — искренне удивился Макс Давыдович.
— А ваше, Макс Давыдович, личное дело в РВСР у товарища Троцкого лежит, а не у нас, — объяснил Лонгва.
— А я думал, оно в Харькове…
— Вот и мы думали, что в Харькове, а оно в Москве.
— Странный у нас какой-то разговор, — сказал тогда Кравцов.
— И в самом деле, — покладисто согласился Лонгва. — Я, собственно, в связи с убытием на Украину хотел вам одно дело передать…
— Сводочное? — съехидничал Кравцов.
— Почти, — не стал спорить Лонгва. — Вот взгляните. — Он выдвинул ящик стола и, достав оттуда темную картонную папку, положил ее перед Кравцовым.