Под луной Греции

– В Каннах. Отец поехал по делам в Ниццу и взял меня с собой. Это было несколько лет назад. Помню, я увидела тебя на красной дорожке и подумала, какая ты красивая. Я и представить не могла, что однажды встречу тебя или что… – Она замолчала, недоуменно качая головой.

– Ты привыкнешь, Грейс, хотя и не сразу. Я и не рассчитываю, что ты примешь меня в одночасье. Я знаю, что тебе нужно время. У тебя уже есть замечательные родители. Я буду счастлива просто… – Шона почувствовала, что вот-вот не вынесет нахлынувшей волны эмоций, но усилием воли сдержала себя ради дочери. – Даже если ты будешь видеть во мне только друга, я буду благодарна тебе за это.

Лицо Грейс расплылось в широкой улыбке, и для Шоны это было как миллион лампочек, вспыхнувших одновременно.

– Я уверена, что смогу стать ближе, – сказала Грейс.

С этими словами протянула руки и крепко обняла Шону. Шона гладила волосы дочери, вдыхая исходящий от нее запах ванили. На короткое мгновение ей показалось, будто она снова держит на руках свою крошечную малышку.

Место, пустовавшее в ее сердце после расставания с Грейс, наконец заполнилось, и Шона поняла, что на этот раз это было не прощание, а начало.

Глава тридцать шестая

Итос, март 2003 г.

Деметриос потер глаза, изо всех сил стараясь не клевать носом. Не для того он полночи бодрствовал, как томящийся от любви подросток, чтобы уснуть в тот самый момент, когда по телевизору покажут любимую женщину.

Он пересидел бесконечный парад платьев на красной ковровой дорожке у Китайского театра Граумана, смеялся, когда Джоан Риверс подкалывала «гламурных и знаменитых», и все это время отчаянно мечтал хоть мельком увидеть Шону.

И когда наконец он увидел, как она позирует на красной дорожке, машет толпе и доброжелательно отвечает на сотни вопросов, которыми забрасывали ее журналисты, у него перехватило дыхание. Он знал, что платье ей сшила Рокси – оно было до пола, из черного шифона с воланами, простой верх украшали крошечные хрустальные черепа. Глаза были выразительно акцентированы, и весь ее облик был смелым вызовом ее обычной вневременной элегантности. Это говорило о вновь обретенной уверенности и принятии себя, способности выйти из тени покойного мужа и с честью выстоять перед шквалом бульварных историй, обрушившимся на нее в последние несколько лет.

И вот настал момент, которого ждал весь мир. В этом году в номинации «Лучшая женская роль» развернулась нешуточная борьба. Конкурентками Шоны были лучшие киноактрисы, включая фаворитку Николь Кидман. Камера показала лица претенденток, Дензел Вашингтон зачитал фамилии, и на экране стали демонстрироваться фрагменты из фильмов.

Когда прозвучала фамилия Шоны, камера задержалась на ее лице, безмятежном и спокойном, зеленые глаза смотрели невозмутимо и отстраненно, но Деметриос знал, что ноги под платьем у нее дрожат.

– И победительницей становится… – повисла ужасная пауза, которая, казалось, будет длиться вечно, – Шона Джексон за «Посвящается Грейс».

Зал взорвался аплодисментами, а Деметриос сорвался с места, запрыгал и завопил от радости. Такого он от себя никак не ожидал.

Шона вышла на сцену. Принимая награду у ведущего и крепко обхватывая пальцами статуэтку, она чувствовала, как дрожат руки.

Потом она потянулась к микрофону, поправила его и растроганно проговорила:

– Спасибо большое… Киноакадемии… Прочитав сценарий, я поняла, что хочу сыграть эту роль, как ни одну другую. Грейс Келли всегда была моей героиней. Моей ролевой моделью. Я поняла, что хочу стать актрисой, когда вместе с мамой смотрела ее фильм «Высшее общество». Играя Грейс Келли, я не воспринимала это как работу…

Поблагодарив остальных актеров и съемочную группу, Шона добавила:

– Хочу сказать спасибо самой Грейс. Однажды мне посчастливилось встретиться с ней, это было за несколько месяцев до ее гибели. Мне было всего девятнадцать, и меня не должно было быть на том приеме, но она, как и следовало ожидать, была сама любезность и доброта. Еще в ней была доля озорства. Она сказала: «Опыт и возраст способствуют прозрению». Вряд ли я смогла бы сыграть Грейс, если бы не познала в жизни радости и печали. Это ее «Оскар».

Деметриос щелкнул пультом и выключил телевизор. После эйфории от ее победы он вдруг пал духом. Она была в Голливуде, а он – здесь, на Итосе. Их разделяли тысячи миль, но его смущала не пространственная, а эмоциональная дистанция, которую он отчаянно хотел сократить.

Он понял, что сидит в темноте, когда вдруг зажегся свет. Моргнув, он увидел мать, которая тихо вошла в комнату.

– Боже мой, Деметриос, из-за чего весь шум?

– Я не хотел будить тебя, мама. Шона получила «Оскар».

Мать молитвенно сложила руки и подняла глаза к потолку:

– Слава богу! Может, теперь ты перестанешь ходить из угла в угол и днем и ночью. Но я ужасно рада, она очень талантливая.

– Я знаю.

Мать проницательно посмотрела на него:

– Тебе придется смириться с тем, что порой работа будет для нее на первом месте.

Деметриос поднял брови:

– Это не похоже на тебя, мама. Откуда такие современные взгляды, а?

Элана беззаботно пожала плечами: