Под маской

— Жена всегда говорит, что как только их ноги дорастут до стремян, ей снова будет с ними интересно! — Стюарту не понравилось, как это прозвучало, и он добавил: — Хотел сказать, что детей она очень любит, но никогда не позволит им захватить ее полностью или встать между нами. Мы с ней считаем, что успешный брак должен основываться на чувстве товарищества, и у супругов должны быть одинаковые интересы. Вот вы наверняка любите музыку и оказываете мужу поддержку!

Бетти рассмеялась.

— Ах, слышал бы это Тедди! Я даже нот не знаю, и слуха у меня нет!

— Нет? — Он смутился. — А мне почему-то показалось, что вы любите музыку.

— Разве других причин для нашей свадьбы и быть не могло?

— Вовсе нет. Совсем напротив!

Через несколько минут он попрощался; она ему чем-то понравилась. Когда он ушел, на лице у Бетти стало медленно проявляться раздражение; она пошла к телефону и позвонила мужу в его студию:

— Вот ты где, Тедди! А теперь слушай меня внимательно. Я знаю, что у тебя там твоя кузина, и мне нужно срочно с ней поговорить… Так, не ври мне! Позови ее к телефону. Тут приходил ее муж, и, если ты сейчас не дашь ей трубку, дело может выйти нешуточным.

До нее донесся обмен неразборчивыми фразами, а затем послышался голос Элен:

— Алло!

— Добрый вечер, миссис Олдхорн. Заходил ваш муж, искал вас с Тедди. Я ему сказала, что не знаю, в какой вы отправились театр, так что лучше вам самим придумать насчет пьесы. И еще я ему сказала, что Тедди обещал проводить вас до вокзала к вечернему поезду.

— Ах, большое вам спасибо! А мы тут…

— А теперь постарайтесь встретить мужа дома, или вас ждут неприятности, уж я-то мужчин хорошо знаю. Минуточку, еще кое-что. Передайте Тедди: если придет поздно, то Жози сейчас очень чутко спит, и пусть даже не прикасается дома к пианино!

Бетти услышала, как в одиннадцать Тедди вернулся домой; она вышла в гостиную, вся пропахшая настоем ромашки. Он рассеянно с ней поздоровался; выражение лица у него было страдальческое, глаза блестели, взгляд блуждал где-то далеко.

— Тедди Ван-Бек, ты вроде как сильный музыкант, — сказала она, — но сдается мне, что еще сильнее тебя интересуют женщины!

— Оставь меня в покое, Бетти!

— Да я-то оставлю, но только когда сюда начинают являться мужья, это уж совсем другое дело!

— Бетти, дело в другом. Это очень давняя история.

— А по мне так сегодняшняя!

— Не суди строго Элен, — сказал он. — Она хорошая женщина.

— И отнюдь не по твоей воле, это уж я понимаю.

Он устало повесил голову, закрыв лицо руками.

— Я старался ее забыть. Я шесть лет ее избегал. А потом, когда мы встретились месяц назад, на меня опять накатило. Постарайся понять, Бет! Ты ведь мой лучший друг; ты единственный в мире человек, который меня любит.

— Люблю, но только когда ты хорошо себя ведешь, — сказала она.

— Не волнуйся. Все кончилось. Она любит мужа; поехала со мной в Нью-Йорк только потому, что за что-то на него разозлилась. Она, как всегда, держала меня на дистанции, и вот… Ну да ладно, я больше не хочу с ней встречаться. А теперь иди спать, Бетти! А я хочу еще поиграть.

Он встал, но жена его остановила.

— Про пианино сейчас даже не думай!

— Ох, я ведь о Жози совсем забыл! — с раскаянием ответил он. — Что ж, выпью тогда бутылочку пива и тоже пойду спать.

Он подошел поближе и обнял ее.

— Дорогая Бетти, ничто и никогда нас не разлучит!

— Ах, Тедди, какой ты плохой мальчишка! — сказала она. — Я вот никогда бы себя так плохо не повела!

— Да откуда тебе знать, Бетти? Откуда ты знаешь, что бы ты сделала на моем месте?

Он провел по ее гладким темно-русым волосам, в тысячный раз понимая, что в ней нет ни капли столь привлекавшей его темной магии, и что ему без нее и шести часов не прожить.

— Милая Бетти, — прошептал он. — Моя милая Бетти!

III

Олдхорны жили по гостям. За прошедшие четыре года — с тех пор, как Стюарт разорвал узы, связывавшие его с Гасом Мейером, они превратились в профессиональных гостей. Дети зимой гостили у бабушки Ван-Бек и ходили в школу в Нью-Йорке. Стюарт и Элен гостили у друзей в Эшвилле, Эйкене и Палм-Бич, а летом обычно проживали в каком-нибудь маленьком коттедже в чьем-нибудь имении на Лонг-Айленде. «Дорогая, но он просто стоит и пустует! И думать не могу, чтобы сдавать его за деньги. Окажите нам любезность, поживите у нас!»

И обычно они соглашались; они не жалели себя, проявляя эту вечную готовность и энтузиазм, которые так ценятся в гостях, — это сделалось их профессией. Живя в мире, богатевшем на войне в Европе, Стюарт как-то сбился со своего пути. Дважды великолепно сыграв на национальном турнире любителей гольфа, он устроился на работу профессиональным тренером в клуб, который когда-то помогал основывать его отец. Он чувствовал себя тревожно и был подавлен.