Под маской

В эти выходные они гостили у одной из его учениц. После тренировки «двое на двое» в смешанных парах, Олдхорны поднялись наверх одеться к ужину, перегруженные всем накопившимся за много месяцев, не принесших им никакой радости. Днем Стюарту пришлось играть в паре с хозяйкой, а Элен — с другим мужчиной; этой ситуации Стюарт всегда боялся, потому что ему нужно было состязаться с Элен. Он даже пытался промахнуться при последнем ударе на восемнадцатой лунке — чуть-чуть, самую малость. Но мяч пошел прямо в лунку. Элен продемонстрировала всю гамму поверхностных жестов, полагавшихся для достойного проигрыша, но весь остаток дня посвятила исключительно своему партнеру по игре.

Когда они входили в комнату, на их лицах все еще сохранялось притворное веселье.

А когда закрылась дверь, выражение радости стерлось с лица Элен, и она прошла прямо к трюмо, будто единственная достойная ее компания находилась в зеркале. Стюарт посмотрел на нее, нахмурившись.

— Знаю, почему у тебя такое поганое настроение, — сказал он, — хотя не думаю, что ты сама это знаешь!

— У меня вовсе не поганое настроение, — отрывисто сказала Элен.

— Именно поганое, и настоящая причина мне известна — а ты ее не знаешь. Все потому, что я загнал тот мяч в лунку!

Она медленно, словно не веря своим ушам, отвернулась от зеркала.

— Так вот оно что! У меня, оказывается, нашелся еще один недостаток! Я вдруг, ни с того, ни с сего, перестала уметь проигрывать, так?

— Это тебе обычно несвойственно, — признал он, — но с чего тогда ты проявила такой интерес к другому мужчине, и почему это ты на меня так смотришь, словно я, как говорится, «с душком»?

— Даже и не думала!

— А я это вижу! — И он также видел, что с ними рядом теперь всегда были какие-то другие мужчины — обладавшие властью или деньгами, любезничавшие с Элен и дарившие ей чувство прочности и солидности, которое он был не в силах ей обеспечить. У него не имелось причин ревновать к кому-то конкретному, но исходившее от многих давление постоянно его раздражало. Его взбесило, что из-за такой мелочи, как проигрыш, жена своим поведением опять дала ему понять, что он больше не заполняет целиком все ее существование.

— Ну, раз Энн была так важна эта победа, то и на здоровье, — вдруг сказала Элен.

— Что за мелочность? Она ведь тебе неровня, и даже до третьей лунки в Бостоне не доберется!

Чувствуя, что неправа, Элен сменила тон.

— Ах, да не в этом дело! — вспыхнула она. — Мне просто хочется, чтобы мы с тобой, как всегда, играли бы вместе. А ты теперь должен играть с этими недотепами и исправлять все их косяки, когда они загоняют куда-то мячи! И особенно, — тут она сделала паузу, — когда без всякой на то необходимости ты проявляешь к ним такое внимание!

Слегка презрительный тон и насмешливая ревность скрывали все более растущее равнодушие, которое было ему очевидно. В былые времена пристальный взгляд Элен сопровождал каждое движение, стоило ему лишь пригласить на танец другую женщину…

— Мое внимание — всего лишь профессиональная обязанность, — ответил он. — Эти уроки все лето приносят по три сотни в месяц. И если бы я не тренировал других женщин, как бы я поехал в Бостон на следующей неделе смотреть твою игру?

— И ты увидишь мою победу! — объявила Элен. — Знаешь это?

— Естественно, ничего иного и не желаю! — машинально ответил Стюарт. Но его покоробило от совершенно ненужного вызова в ее тоне, и он вдруг подумал, а правда ли ему не все равно, выиграет она или проиграет?

В то же мгновение настроение Элен изменилось, и она на миг увидела ситуацию в ее истинном свете: она могла участвовать в турнирах любителей, а Стюарт — нет, и все новые кубки в стойке теперь были только ее, и ради насущного заработка он отказался от своей горячей любви к настоящему спорту, которая составляла всю его жизнь.

— Ах, Стюарт, мне так тебя жаль! — В глазах у нее стояли слезы. — Как ужасно, что ты не можешь делать то, что так любишь, а я могу! Может, не стоит мне играть этим летом?

— Глупости! — сказал он. — Не дома же тебе сидеть, сложа руки?!

За это она и ухватилась:

— Такого ты мне, конечно, не позволишь. Так уж вышло, что я хорошо играю, ничего тут не поделать. Это ведь ты научил меня практически всему, что я умею! Но как бы я хотела тебе хоть чем-то помочь…

— Просто никогда не забывай, что я — твой самый лучший друг. А ты иногда ведешь себя так, словно мы с тобой соперники.

Она умолкла, разозлившись, что он сказал чистую правду, и не желая отступать ни на йоту; но ее тут же захлестнула волна воспоминаний, и Элен стала думать о том, каким храбрым он всегда был — всю свою заполненную вечными поисками заработка, словно склеенную из кусочков, жизнь; она подошла к нему и обняла мужа.

— Милый, милый мой! Все еще наладится. Вот увидишь!