Под маской

Вечер шел своим чередом: картонные свистки, «живые картины», вспышки магния для светской хроники. Затем последовал «гранд-марш» и ужин. Около двух часов члены организационного комитета собрали взносы с публики, переодевшись налоговыми агентами, и в результате каждый получил по номеру шуточной газеты, высмеивавшей события сегодняшнего вечера. И все это время краем глаза я наблюдал за приколотой к плечу Элен сверкающей орхидеей, перемещавшейся по залу, как плюмаж Стюартов. Дурное предчувствие не оставляло меня — я наблюдал за ней, пока последние стайки сонных гостей не скрылись в лифте, чтобы, укутавшись с головы до ног в огромные бесформенные меховые шубы, исчезнуть в ясной сухой ночи Миннесоты.

II

Между жилым кварталом, что на холме, и деловым районом, который находится на уровне реки, лежит покатая средняя часть нашего города. Подъемы разбивают ее на треугольники и неровные участки — отсюда и названия вроде «Семи углов». Я уверен, что не найдется и дюжины людей, которые могли бы нарисовать точную карту этого неопределенного места, несмотря на то, что практически каждый пару раз в день пересекает его на трамвае, автомобиле или просто пешком. Район считался деловым, но я вряд ли смог бы ответить, какими именно делами занимаются там люди. Там стояли длинные очереди трамваев, всегда готовых куда-то отправиться; там располагался большой кинотеатр и много маленьких, обклеенных снаружи афишами с именами «Клоун Гибсон», «Ученые собачки» и «Ученые пони»; были там и небольшие лавчонки с рекламами «Кинг Брейди-старший» и «Либерти Бойз, номер 76» в витринах, торговавшие стеклянными шариками, сигаретами и конфетами; а еще там — по крайней мере, в одном месте — располагалось модное ателье, которое каждый посещал хотя бы раз в году. Став мальчишкой, я неожиданно узнал, что на одной стороне одной темной улицы располагались дома терпимости, повсюду по кварталу были разбросаны ломбарды, дешевые ювелирные лавки, небольшие атлетические клубы и гимнастические залы, а также нарочито захудалые салуны.

Наутро после вечеринки клуба «Котильон» я поздно проснулся и лежал в постели, чувствуя себя счастливым оттого, что еще день или два не надо думать ни об утренних молитвах, ни об учебе — не надо думать ни о чем, можно просто ждать сегодняшнюю вечеринку, вот и все! Было свежо и солнечно — один из тех дней, когда забываешь о холоде до тех пор, пока не отморозишь щеку, — и события вчерашнего вечера, казалось, произошли давным-давно и подернулись туманом небытия. После завтрака я пошел пешком в центр города, прямо по мягкому свежему снегу — он падал мелкими хлопьями и не собирался прекращаться. Я прошел уже половину этого квартала — насколько я знаю, у него нет названия, — когда все мои легкие мысли, блуждавшие в голове, вмиг сдуло, как шляпу ветром, и я стал напряженно думать об Элен Бейкер. Я беспокоился о ней так, как никогда еще не беспокоился ни о ком, кроме себя. Я замедлил шаг, мне захотелось бежать обратно вверх и поговорить с ней; затем я вспомнил, что она сегодня приглашена на чай, и я пошел дальше, все еще думая о ней, а мысли были все тяжелее и тяжелее. И тут история получила неожиданное продолжение.

Как я уже говорил, падал снег — в декабре в четыре часа вечера уже начинает темнеть, зажигаются уличные фонари. Я прошел мимо ресторана с бильярдной — в витрине располагался гриль с хот-догами, у двери ошивалось несколько бездельников. Внутри горел свет — неяркий, всего лишь несколько тусклых желтых лампочек под потолком, едва разгонявших морозные сумерки, не вызывая ни малейшего желания заглянуть внутрь. Так вот, проходя мимо и все время думая об Элен, я краем глаза заметил этот квартет бездельников. Я не отошел еще и на полдюжины шагов, когда один из них окликнул меня — не по имени, но так, что я понял, что обращались именно ко мне. Я подумал, что таким образом он решил отдать дань моей енотовой шубе и не стал обращать внимания, однако через мгновение этот тип вновь окликнул меня, громче и наглее. Я разозлился и обернулся. Среди парней, футах в десяти от меня, стоял и презрительно — точно как вчера в лицо Джо Джелку! — ухмылялся человек с вытянутым лицом со шрамом.

На нем было черное щегольское пальто, воротник застегнут, будто ему было очень холодно. Руки он держал глубоко в карманах, на голове у него был котелок, на ногах — высокие ботинки на пуговицах. Я испугался и на мгновение замешкался — но я ведь разозлился, и к тому же был уверен, что дерусь лучше, чем Джо Джелк, — так что я шагнул назад, к нему поближе. Остальные парни на меня не смотрели — думаю, они вообще меня не заметили, — но я был уверен, что этот тип меня узнал; я был совершенно уверен, что не ошибся.

«Ну, вот он я. И что ты теперь будешь делать?» — казалось, говорил его взгляд.