Под маской

— Не думаю, что им хочется с нами познакомиться — как, впрочем, и нам с ними, — рассмеялась Николь.

Келли бродили среди кустов диких роз и невидимых в темноте мокрых, сладко пахнущих, цветов. Там внизу, у озера, сияло ожерелье огней Монтре и Виве, а чуть подальше, в туманной дымке, светилась Лозанна. Неясное мерцание на противоположном берегу было Эвианом, а за ним уже была Франция. Откуда-то снизу — наверное, из «курзала» — доносились звуки громкой танцевальной музыки; они узнали мелодию, хотя новинки попадали сюда лишь через несколько месяцев после появления, и для них это было единственное эхо происходящего за океаном.

Над горами, над арьергардом темных грозовых туч, поднялась луна, и озеро засверкало; музыка и далекие огни были как надежда, как волшебная далекая планета, с которой дети видят мир. В своих сердцах Нельсон и Николь оглянулись назад, в то время, когда жизнь казалась им надеждой. Она тихо взяла его за руку и притянула поближе.

— Мы снова станем такими же, — прошептала она. — Мы попробуем, правда?

Она умолкла, заметив, как неподалеку остановились две темные тени и тоже стали молча смотреть на лежавшее внизу озеро.

Нельсон обнял Николь и прижал ее к себе.

— Все вышло так потому, что мы не понимали, что мы делаем, — сказала она. — Мы сами уничтожили мир, любовь и здоровье, одно за другим. Если бы мы понимали, если бы нашелся хоть кто-то, кто сказал бы нам об этом — я верю, мы бы его услышали. Я бы старалась изо всех сил.

Последние тучи уносились вдаль, за Бернские Альпы. И внезапно запад окрасился последними бледными лучами заходящего солнца. Нельсон и Николь обернулись, и одновременно с ними, как раз в тот миг, когда ночь стала светлой, как день, обернулась и та, другая, пара. Затем наступила темнота, раздался последний гулкий раскат грома, а из уст испуганной Николь раздался резкий крик. Она бросилась к Нельсону — и даже в темноте она увидела, что его лицо тоже было бледным и напряженным.

— Ты видел? — крикнула она. — Ты их видел?

— Да!

— Они — это мы! Они — это мы!! Ты видел?!

Дрожа, они уцепились друг за друга. Темная масса гор поглотила тучи; оглянувшись вокруг, Николь и Нельсон под мирным светом луны увидели, что рядом с ними никого уже нет.

Изверг

3 июня 1895 года на проселочной дороге, невдалеке от города Стиллуотер, штат Миннесота, Изверг выследил и убил миссис Криншоу и ее семилетнего сына Марка. Обстоятельства дела были настолько гнусны и отвратительны, что… К счастью, нам нет нужды их здесь описывать.

Криншоу Инджелс, муж и отец несчастных, держал фотостудию в Стиллуотере. Он очень любил читать и имел репутацию «слегка неблагонадежного человека», потому что совершенно откровенно высказывал свое мнение о железнодорожно-аграрных «баталиях» тех времен, приведших к экономическому кризису 1895 года. Но никто и никогда не отрицал, что он был примерным семьянином, и постигшая его катастрофа на много недель повисла мрачной тучей над городом. Слышались призывы линчевать преступника, посеявшего ужас в городе, так как законы штата Миннесота не позволяли применить к злодею высшую меру наказания, которой он, бесспорно, заслуживал; подстрекателей остановили лишь каменные стены городской тюрьмы.

Туча, висевшая над домом Инджелса, побуждала его гостей к невеселым мыслям о покаянии, страхе Господнем, преступлении и наказании — гости находили, что ответный визит Инджелса, если бы таковой последовал, послужил бы лишь тому, чтобы навсегда оставить и их самих под черным небом неудач. Фотостудия также пострадала: необходимость сидеть неподвижно, неизбежная тишина и паузы в процессе съемки вынуждали клиентов к чрезмерно длительному созерцанию постаревшего лица Криншоу Инджелса; школьники, молодожены и новоиспеченные матери всегда так радовались моменту, когда из этого затемненного помещения можно было снова выйти на свежий воздух, что иногда даже забывали забрать фотографии. Поэтому бизнес Криншоу развалился, в студию к нему никто не шел — и ему пришлось продать лицензию и аппаратуру; он лишился воли к жизни и продолжал существовать на вырученные от ликвидации дела деньги. Он продал свой дом за сумму лишь немногим большую той, что он сам за него когда-то отдал, и поселился в пансионе для стариков, устроившись работать клерком в универмаг Радамакера.

С точки зрения своих соседей он выглядел человеком, которого сломило свалившееся на него несчастье: он был неудачником, он был совершенно опустошен изнутри. Но в последней части утверждения они ошибались — он действительно был опустошен, однако внутри у него все же кое-что осталось. Его память была так же тверда, как память библейских «Сынов Израилевых», и хотя сердце его находилось в могиле, сам он оставался в здравом уме, как и в то самое утро, когда его жена и сын отправились на свою последнюю прогулку. На первом судебном разбирательстве он потерял контроль над собой и схватил Изверга за галстук — но его вовремя успели оттащить, хотя он и затянул галстук так, что злодей почти задохнулся.