Под мириадами угасающих звёзд (СИ)

— И в чем же разница? — Гилл наблюдал, как империаллуры ворчливо подходили к корыту с чистой водой, их движения были полны грации и силы.

— Это нечто, что словами не передать. Но если нам повезет (или не повезет) встретить такого, то ты сразу поймешь разницу.

— Это что, генетические манипуляции? — продолжал расспрашивать Гилл, думая про себя: “Откуда он знает столько?”

Атта никогда не рассказывал о своем прошлом, кроме как Лугбанду и его покойной жене. Обычно он был немногословен, и Гилл старался выудить из него как можно больше информации.

— Нет, Гилл. Все гораздо сложнее, чем простая генетика, — сказал Атта, вставая и поднимая винтовку. — В древние времена, когда человечество только начинало свой путь, появилась Праматерь. Она защитила людей от ужасов космоса и подарила им чудо Плеромы Истока. Возглавив человечество, она начала эпоху невиданного процветания — Золотой век! В своей мудрости она создала Первородных Эонов, чтобы они направляли людей к лучшему будущему. Подобные богам, они пришли из Плеромы и встали рядом со своей матерью. Со временем Первородные завели потомство, которое стало известно как Великие, — он на мгновение замолчал. — Золотой век сменился упадком, и галактика погрузилась в тьму. Никто не знает, что случилось с Первородными. Известно лишь, что они исчезли, а Великие устроили бойню, пытаясь занять их место, и чуть не уничтожили всю галактику.

Люди, которых причисляют к Старшей Крови — это прямые потомки Великих. С Младшей Кровью все сложнее. Некоторые происходят из семей Старших, но есть и те, кто ведет свой род от обычных людей. Старшие могут одарить особо верных слуг даром Вознесения, сделав их Младшими, — он посмотрел на Гилла. — Вот такие дела. Это если вкратце. А когда проснется наша принцесса, ты сам ее расспросишь.

— Слушай, Атта, откуда тебе известно всё это?

Стрелок задумчиво почесал затылок и, не проронив ни единого слова, медленно направился в дом.

Оставшись наедине с собой, Гилл принялся за работу на ферме. Перед сном отец возложил на него множество задач, убеждённый в том, что труд способен очистить ум от всяких забот. Гилл, хоть и не раз убеждался в обратном, но в конце концов, ему самому хотелось заняться чем-то полезным. Прошлые беспокойства не отступали, однако после истории, рассказанной Аттой, возможность столкновения с головорезами казалась ему мелочью. Более того, в его голове возникло столько вопросов, что все остальное отошло на задний план. Кто это девушка? Действительно ли всё, что рассказал Атта, было правдой? Что он подразумевал, говоря отцу об искуплении? Ему мучительно хотелось спросить о прошлом отца, но он колебался, понимая, что Атта, не терпящий подобных расспросов, неизбежно направит его за ответами к Лугбанду.

Одолеваемый этими вопросами, он завершил работу, вернулся домой, принял душ и переоделся в домашнюю одежду. Взглянув на себя в зеркало, он заметил, что чего-то не хватает. Испугавшись, он окинул взглядом свою комнату в поисках пропажи. Комната Гилла была спальней, совмещённой с мастерской. В ней всё было аккуратно расставлено по своим местам и царила чистота, хотя внутри многочисленных тумбочек иногда властвовал творческий беспорядок. Только когда всё становилось настолько плохо, что Гилл не мог найти нужную деталь или инструмент, он приступал к генеральной уборке всех ящиков. Но спустя недолгое время там вновь воцарялся хаос. Пропажа была найдена довольно быстро. Медальон покоился на столике возле кровати. Единственное, что остались у него от матери.

Она умерла, когда он был еще очень маленький. Остались лишь смутные образы. Отец много и с большой теплотой о ней рассказывал, но опускал детали её смерти. Эту тему Лугбанд всегда обходил стороной, а сам Гилл со временем перестал спрашивать об этом.

В детстве Гилл боялся темноты. Однажды, чтобы утешить его, отец подарил ему медальон, украшенный тонким серебряным шнурком. В его сердцевине блестела жемчужина, принадлежавшая его матери. Лугбанд тогда сказал сыну: “Эта жемчужина — наследие твоей матери. Твоя мама говорила, что она вобрала в себя свет отдалённой звезды и излучает его в ночи. Пусть она будет с тобой, и пусть темнота больше не пугает тебя!”. С тех пор он почти никогда не снимал медальон и относился очень бережно.