Между ними царила странная, но комфортная тишина. Эта тишина была другой, нежели та, что окружала их раньше. В ней было тепло, понимание и нежность. Казалось, что слова были не нужны, что они могли понять друг друга без слов, что все ответы уже были здесь, между ними, и только следовало дождаться момента, когда они откроются.
Гилл не мог оторвать взгляд от её лица. Оно притягивало его, манило, заставляло забыть обо всём, что было вокруг. Город, мертвецы, звёзды — всё это отступило на второй план, и осталось только она, эта женщина, чьё появление изменило всё. Он чувствовал, что её взгляд, её присутствие наполняют его какой-то новой силой, новым пониманием. Он знал, что эта встреча не случайна, что она важна, что она может изменить всё, но пока не мог понять, как именно.
Внезапно она протянула руку, и её пальцы, тонкие и изящные, но при этом сильные, коснулись его щеки. Этот жест был настолько неожиданным и одновременно естественным, что он замер, не зная, как реагировать. Её прикосновение было тёплым, живым, оно наполнило его чувством покоя и умиротворения. В этом прикосновении было всё: и нежность, и любовь, и понимание, и обещание, что он не один, что она с ним, что она будет с ним до конца.
Гилл закрыл глаза, позволяя себе на мгновение забыть обо всём, кроме этого прикосновения, этой женщины, которая появилась так внезапно, но стала для него важнее всего.
— Ты не можешь прятаться здесь вечно, — её голос был олицетворением нежности и заботы, обволакивающим, словно тёплое покрывало в холодную ночь. Он был как эхо, разносящееся по пустынным улицам города, нежно и неумолимо проникая в самые глубины его сознания. — От боли не убежишь! — добавила она, и в этих словах звучала не осуждающая строгость, а скорее понимание и сочувствие, как будто она сама много раз проходила через подобное.
Гилл, до этого момента казавшийся застывшим во времени и пространстве, вдруг ощутил, как вокруг него всё начинает меняться. Площадь, на которой он сидел, вдруг начала расплываться перед его глазами, словно её накрыло густым туманом. Внезапно другая площадь мелькнула перед его внутренним взором — яркая, охваченная огнём, в воздухе разносились крики, полные ужаса и боли. В этом видении не было ничего, кроме разрушения и смерти, повсюду были только огонь и хаос. Он видел, как тела людей, которых он знал, падали на землю, как их глаза, полные страха и боли, угасали один за другим.
— Нет! — вырвалось из его груди, и в этот момент он словно очнулся от страшного сна. Гилл вскочил на ноги, его сердце бешено колотилось в груди, он судорожно держался за голову, пытаясь прогнать эти ужасные видения, которые преследовали его. — Нет! — повторил он, словно заклиная эти образы исчезнуть, словно отрицание могло заставить их уйти.
— Смерть — неотъемлемая часть жизни, — продолжала она, её голос был мягким, но в нём звучала сила древней истины. Но её слова, казалось, только усилили его страдания. Перед его глазами вдруг появился демон, чья фигура была огромной и пугающей. В его когтистых руках было что-то, и Гилл вскрикнул, когда понял, что это. Демон держал его отца за горло. Гилл замер, не в силах пошевелиться, и смотрел, как жизнь покидает лицо его отца, как его тело становится безвольным, а затем…
— Нет! Я не… нет! — закричал юноша, его голос был полон ужаса и отчаяния. В этот момент кулон на его груди, который всегда был с ним, вдруг стал невыносимо горячим, словно горел живым огнём. Он сжал его в кулаке, но жар только усиливался, проникая вглубь, заставляя его чувствовать боль.
Она, казалось, поняла, что происходит внутри него. Легким движением, словно не желая нарушить тонкий баланс, она положила ладонь ему на плечо. Это прикосновение было как спасительный якорь, как путеводная звезда в бурю. Внезапно всё исчезло — огонь, крики, демон, даже невыносимая боль — всё это ушло, оставив после себя пустоту и тишину.
Он стоял на краю загона с империаллурами, которые мирно сопели, спокойно пережёвывая траву. Гилл смотрел на них, не понимая, как он здесь оказался. Это место было родным, таким знакомым и уютным. Это был его дом. Всё вокруг было так, как и должно было быть, и это пугало его даже больше, чем видения смерти и разрушения.
На пороге дома сидел его отец, казавшийся таким же спокойным, как и всегда. Он был занят починкой какого-то прибора, полностью сосредоточившись на работе. Гилл смотрел на него, его сердце переполняло желание броситься к отцу, обнять его, сказать ему всё, что не успел сказать раньше. Но ноги словно приросли к земле, он не мог сделать и шага, как бы ни старался. Словно неведомая сила удерживала его на месте, не позволяя приблизиться.