Под небом Аргентины

Толпа пришла в движение, гневные возгласы понеслись над площадью.

— Долой убийцу Иригойена!

Движением руки оратор утихомирил взволнованную толпу.

— Товарищи! Пусть тот, кто пришел сюда из слезливой жалости к погибшим, уйдет. Мы собрались не для того, чтобы хныкать. Пусть смерть павших вдохновит нас на борьбу — поклянемся же продолжать их дело! Вот чем почтим мы их память. Мы не должны забывать кровавой трагедии. Я знаю — больно бередить незажившие раны, очень больно. Но если это поможет нам вскрыть причину боли, даже необходимо расковырять рану до дна. Какой же вывод? Надо быть силь-ными, чтобы реакция опять не подняла на нас руку. А сила — в единстве…

И Педро Гомес стал рассказывать о кровавой вакханалии.

В душный летний день 7 января 1919 года две тысячи рабочих завода "Васена" в Буэнос-Айресе начали забастовку. Но и господа не сидели сложа руки. Они вызвали наемных убийц из "Патриотической лиги". Забастовщики подверглись частым нападениям и кровавым расправам. Хозяева пытались заменить их на фабриках штрейкбрехерами. Тогда рабочие захватили фабричные помещения и соорудили баррикады. "Патриоты", полиция и хозяйские сынки открыли огонь по рабочим. Забастовщики отвечали, чем могли. Они защищались так энергично, что директор полиции не успел даже вскочить в свой автомобиль, и забастовщики подожгли его…

Буржуазная печать подняла вой: "До каких пор большевистские агенты будут бесчинствовать на улицах Буэнос-Айреса?" По утверждениям продажных газет, кровавая расправа у "Васены" была столкновением забастовщиков и рабочих, не желающих бастовать. Но аргентинский пролетариат не дал себя обмануть.

8 января рабочие хоронили погибших товарищей. Гневный протест масс залил миллионный город. Величественную картину являла собой пролетарская солидарность. Скрытые ранее силы вступили в открытую борьбу. Аргентинский пролетариат расправил могучие плечи и во всеуслышание заявил о своем праве на жизнь. Улицами завладели трудящиеся. Дрожали от мощных возгласов стекла многоэтажных зданий и дворцов, где притаились сытые. Фабричные рабочие и ремесленники, докеры и безработные, женщины и мужчины, старики и дети с самых отдаленных окраин города толпами устремились к центральным улицам, оттуда должна была двинуться похоронная процессия. Мозолистые руки поднимались для братских приветствий. На суровых лицах горело радостное изумление; "Неужели нас так много?"

Испуг хозяев сменился дикой яростью. Власти решили обезглавить рабочий класс. Гарнизоны были приведены в боевую готовность. Агенты и полицейские огненным кольцом охватили погребальную процессию. Убийцы из "Патриотической лиги", засев в нескольких пунктах, готовили неожиданные нападения.

Грандиозная процессия протянулась на много километров. Народный поток сплошь залил улицы. Там, где проходила головная колонна, где несли на руках гробы с телами убитых, прекращалось всякое движение. Островками в человеческом море замирали трамваи, машины, грузовики. Многотысячная масса хранила грозовое молчание, от него волосы вставали дыбом, словно перед лицом какой-то неведомой, но страшной, неотвратимой беды. Нечистая совесть заставляла хозяев спускать шторы, задвигать ставни и запирать покрепче двери. А те, кому нечего было бояться, выходили на улицы и, обнажив головы, присоединялись к процессии. Людское море росло и ширилось…

Первому нападению головная колонна подверглась в самом начале движения: засевшие в автомобиле убийцы дали несколько выстрелов по рабочим и исчезли. Потом нападения участились, но колонна продолжала идти за гробами. Никто не покинул рядов. Сердцами владела ярость. Натруженные руки, сжатые в стальные кулаки, жаждали оружия, чтобы излить свой гнев и защитить женщин и детей.

И вот на пути попался оружейный магазин. Люди в несколько минут разбили железные ставни, ворвались внутрь. Оружие получили только те, кто умел стрелять.

За высокими церковными стенами на углу улиц Кориентес и Жатай притаились в ожидании траурной процессии убийцы. Они собирались решительным ударом отрезать головную колонну и разогнать рабочих. Но из колонны им ответили точными выстрелами. Разъяренная толпа разбила массивные ворота церкви и ворвалась во двор. Убийц, не успевших бежать, постигла заслуженная кара. А головная колонна продолжала медленно и неотвратимо двигаться вперед, храня молчание, приводящее в ужас тех, кто прятался за спущенными шторами. Массы не теряли контроля над собой, может быть, потому, что впервые почувствовали себя сильными и едиными.