Под небом Аргентины

Руководитель Коммунистической партии Аргентины Викторио Кодовилья в своем докладе "Значение поворота перонизма влево дает этому следующую оценку: "Политика сближения, проводимая коммунистами в отношении трудящихся, которые находятся под влиянием перонизма, стала приносить свои плоды, создала благоприятную обстановку для взаимопонимания и ведения совместной борьбы за конкретные цели, как экономические, так и политические".

"Классовые враги, — заключает Кодовилья, — крупные землевладельцы, империалистические монополии и их местные приспешники готовятся к тому, чтобы всеми средствами помешать росту рабочего и народного движения и развитию нашей партии. Наша борьба будет все более трудной, но перспективы перед нами — все более светлыми".

Обагрен кровью славный путь, пройденный рабочим классом Аргентины. Тесно сплоченный вокруг своей возмужавшей боевой Коммунистической партии, трудовой народ уверенно идет к победе.

Наша комнатушка с трудом вмещала походные койки четырех жильцов, стоявшие чуть ли не вплотную. Свободное место между ними и дверью занимали три расшатанных стула — мы предоставляли их обычно гостям, а сами располагались на кроватях. Здесь же находился столик с примусом и неизбежными приборами для мате. На гвоздях, набитых по стенам как попало, висела одежда. Это холостяцкое жилье ничем не отличалось от бесчисленных квартир одиноких иммигрантов, приехавших в Аргентину в поисках лучшей жизни.

Дружно жил наш маленький разношерстный коллектив. Мы делили радости и горести и всегда помогали друг другу в трудную минуту. Мы — это недавний землепашец, высокий молчаливый человек лет сорока, исключенный из гимназии юноша с пушком на щеках, пустившийся по свету искать правду, кузнец, который начал ковать железо, как он говорил, едва научившись ходить, и бывший мелкий чиновник, пожилой коммунист, потерявший службу на родине и надеявшийся в Аргентине заново начать жизнь. Нельзя сказать, чтобы мы были довольны своей иммигрантской долей, одно было хорошо — наша сплоченность и в горе и в беде.

Дни бежали чередой — то ровные и серые, то тревожные и мрачные. Но вот один из нас, всеобщий любимец, душа и сердце нашей маленькой товарищеской семьи, человек умный и начитанный, коммунист, часами, бывало, рассказывавший нам о великой классовой битве, остался без работы. Поползли неделя за недолей. Как всегда в таких случаях, коллектив взял на себя его расходы. Разве могли мы оставить в беде товарища, к тому же такого хорошего человека! Но сознание собственной беспомощности угнетало его, он не хотел быть нам обузой. Напрасно просили мы его подождать, пока найдется работа, не спешить с решением. Он все же уехал и бесследно исчез в бескрайней аргентинской пампе.

Его кровать осталась на прежнем месте: мы надеялись, что рано или поздно он возвратится. Но в глубине души каждый из нас понимал, что огромная страна никогда не вернет нам товарища.

Впрочем, скоро совсем неожиданно осиротевшее место в комнате оказалось занятым.

Как-то кузнец пришел взволнованный: он встретил Гутьереса, секретаря квартальной партийной организации, и тот попросил нас приютить на время нашего соотечественника. Как всегда немногословный, он только сообщил, что секретарь ручается за новичка и просит нас не проявлять излишнего любопытства.

Мы приняли предложение без особого восторга. Не потому, что времена были трудные — тогда никто не боялся помочь нелегальному. Нас беспокоило другое — сохраним ли мы дух взаимопонимания в нашей товарищеской семье.

Гутьерес привел гостя в тот же вечер.

Незнакомец вошел с приятной подкупающей улыбкой, пожал всем руку и попросил нас называть его просто Банка. Это был человек лет сорока с лишним, коренастый, плечистый, руки у него были маленькие и нежные. Говорил он тихо, ровным, приятным голосом.

В нашей комнатке будто праздник наступил. Слово за слово разговор незаметно оживился. Тема — исход битвы на Волге — волновала всех честных людей в мире. Банка увлекся. Он пил освежающее мате машинально, его темные глаза то загорались радостью, то сверкали гневом, а речь, изобилующая остроумными замечаниями и едкой иронией, подчинялась железной логике. Мы слушали его затаив дыхание и думали о том, что место уехавшего товарища занял достойный преемник. Он сразу же сжился с нашим маленьким коллективом, будто давно уже находился среди нас.