Под небом Аргентины

Люди уже не верили в Европу. Не успев сбросить солдатских униформ и счистить с себя окопную грязь, они увидели: Европа прогнила изнутри. За что бились, за что костьми полегли миллионы на полях сражений, если кризис, голод, рабская эксплуатация повсюду ширятся эпидемией? А в необъятной России рабочие и крестьяне нашли верную дорогу; они продолжают проливать кровь, но уже за новую, справедливую жизнь. Примеру их последовали Венгрия и Германия. Но там трудовой народ не сумел организованно повести борьбу, господствующие классы быстро опомнились и утопили в море крови бунт голодных. В Италии поднял голову фашизм, над Балканами нависли грозовые тучи. Готовилась новая, невиданная вакханалия. А нищета становилась все невыносимей. Где беднякам искать хлеба насущного? "Только в Америке", — говорили агенты пароходных компаний. Только в Америке, уверяли они, люди живут в довольстве, только в Америке всем хватает работы и хлеба. Жажда спокойной жизни и уверенности в завтрашнем дне, многих заставила поверить в легенды о далекой стране. И те, кто мог хоть как-то оплатить дорожные расходы, махнув на все рукой, пускались за океан в поисках счастья.

Вначале, в первые дни пути, все казалось просто: новые впечатления заглушали страх перед неизвестным. Но цель уже близка. У порога обетованной земли думы о том, как жить завтра, не выходили из головы. Хлеб нужен каждый день, и не только хлеб…

— Скоро приедем, заговорила Пышовица с болью в голосе. — И что нас ждет в этой хваленой Америке?

Пышо грустно посмотрел на жену.

— Эх, не привыкать нам к нужде, жена, а хуже что может быть..

Да, нужда. Оторвала от корня, понесла по свету. А ведь всего несколько лет назад Пышо мог прокормить семью. Проклятая война! Все перевернула, сломала… Четыре года кормил вшей в окопах, орден за храбрость получил, а когда вернулся в село, половина земли пустовала, долги росли с каждым днем. Кто виноват в этом? Жена? Но что может бедная женщина, одна-одинешенька с тремя малыми детьми на руках! За что ей раньше хвататься — за сохой ли ходить, за детьми ли смотреть? А тут еще зачастили разные комиссии; то скотину угонят, то продукты отберут… Б землю зерно зарывала, — они набрасывались на все как воронье на падаль "Для отечества, — говорят, — реквизируем. Люди на фронте мрут, жертвовать надо". "Мой муж разве не на фронте?" — отвечала она, а они бесстыдно смеялись ей в лицо и тащили все, что могли. До последнего зернышка очистили. А надо было чем-то кормить четверых. Заняла она муки у деревенского богатея, трактирщика Янаки, выпросила денег, а то уже грозили распродать имущество за неуплату долгов. Дала расписку на полторы тысячи левов, а как они потом выросли в пятнадцать тысяч, одному черту известно. Летом Янаки забрал за долги все зерно. Пришлось опять взаймы брать: — не подыхать же детям с голоду… Так и пошло, год за годом. Потом вернулся Пышо с фронта. Взялся за дело. Поначалу кое-как перебивались. Но беда в одиночку не ходит. Урожай уродился — цены низкие. Что ни год — то засуха. Град мимо их нивы не пройдет. Прожились так, что денег и на соль не хватало. А налоги росли, долги тоже, все чаще приносили повестки в суд, грозили конфисковать имущество. Тут, как на грех, газеты об Аргентине писать начали. Трактирщик все об одном заводил разговор — о письмах, будто бы присланных из Америки разбогатевшими болгарами, о том, что кто-то из соседнего села уехал туда и через два-три месяца уже выслал деньги для выкупа заложенной земли, Однажды Янаки поставил перед Пышо две стопки ракии и будто ненароком спросил: "А ты чего ждешь, Пышо? Америка как раз для таких, как ты".. Пышо удивился: "Куда мне с моей мелюзгой? Нет, с земли я не уйду!" — "Сколько тут твоей земли, Пышо, — засмеялся Янаки. — Урожай и в этом году плох, а цены на зерно не поднимаются. Платежи больше не смогу откладывать, и с меня банк требует. Надо тебе продать что-нибудь. Ну, а купить у тебя только и можно, что полоску у Злого дола". Пес паршивый! Приглянулась ему эта землица, пришлось с ней расстаться. Нива у Злого дола с грушевым деревом посередине. Зерно-то какое давала!..

Пышо тяжело вздохнул.

— Одурманили нас, видно, коль пустились мы за тридевять земель, — покачала головой Пышовица, и в глазах ее заблестели слезы.

— Скоро ж ты забыла, жена, что нас с места согнало.

— Не мы одни в беду попали… А тот, помнишь, из Софии, в трактир нас зазывал, все деньгами под носом размахивал и говорил, говорил — прямо заслушаешься…

Пышо поморщился:

— Да что ты, такой человек врать не станет. Из наших он мест, люди помнят, как он в батраках ходил. Важной птицей стал, в аргентинском консульстве служит.

— Дай-то бог, Пышо, а то занесло нас…