Под немецким ярмом

В настоящее время по левому берегу Мойки, от Полицейского до Красного моста, кроме углового — y Невского — дома графа Строганова, стоять одни лишь казенные здание (Николаевского сиротского института, Воспитательного Дома и Училища глухонемых). В 40-х годах XVIII столетие здесь были дачи разных вельмож, между прочим, также и обер-гофмаршала графа Лёвенвольде. Только-что Самсонов поравнялся с воротами графской дачи, как оттуда показалась пара кровных рысаков с каретой. От налетевшего на них вихрем всадника рысаки шарахнулись в сторону, и всадник проскочил мимо, провожаемый проклятиеми пузатого кучера. Жандарм же подоспел только тогда, когда кучер выехал уже совсем из ворот и стал заворачивать лошадей в сторону Невского, совершенно зогораживая таким образом путь по узкой набережной Мойки. Вследствие этой задержки, преследователь отстал от преследуемого на лишнюю сотню шегов. Когда первый миновал только белый мост, второй приближался уже к следующему — Синему.

— Держи его, держи! — неумолчно доносился вслед ему зычный рев жандарма.

И нашелся человек, внявший этому кличу, — ражий дворник, сгребавший перед одним домом в кучу накопившуюся за зиму грязь. С поднятой в руках лопатой он выступил на середину улицы. Но Самсонов с налету сшиб его с ног, а сам полетел далее.

Вот и Синий мост. Тут только беглец наш отдал себе отчет в том, что цель его ведь — фельдмаршал Миних. Дом фельдмаршала был на Васильевском острову, по набережной большой Невы, между 11-й и 12-й Линиеми (где теперь Морской корпус). Единственным же сообщением с Васильевским островом служил тогда Исаакиевский мост между сенатом и адмиралтейством, напротив церкви Исаакие далматского. Стало быть, туда!

На широком пространстве от Синего моста до Исаакиевского был для скачущого полный простор. Так как, однако, Исаакиевский мост был построен недавно — в 1727 году, — то для возмещение произведенных на него расходов существовал еще так-называемый "мостовый сбор", и все переезжающие или переходящие через мост должны были вносить мостовому сборщику установленную лепту, становясь для этого в очередь. Самсонов дожидаться, понятно, не стал и не в очередь прорвался на мост. Сборщик кричал вслед ему что-то; но он летел вперед без оглядки, без устали работая плеткой, потому что за ним по деревянной настилке моста стучали уже копыта жандармского скакуна.

Недалеко от конца моста встретилось новое препятствие: навстречу ехали, обгоняя друг друга, два лихача-извозчика, а на остров, очевидно — на биржевую таможню, тянулся обоз нагруженных ломовых подвод. Произошла некоторая заминка.

— Задержите его, ребята! — вопил ломовикам жандарм.

— Эвона! Так для тебя и задержим! — был ему ответ. — Скачи, малый, улепетывай!

Сейчас вот и конец мосту; но на углу — будка, а перед будкой — будочник с алебардой. Завидев скачущих друг за другом Самсонова и жандарма, он выбежал вперед и протянул перед первым свою алебарду в вид рогатки.

— Стой!

Самсонов стегнул свою измученную уже лошадь со всего маху и гикнул. Как окрыленная, она всеми четырьмя ногами взвилась на воздух. Но будочник еще выше поднял алебарду. Лошадь задела за нее задними копытами, перекувырнулась, да так и осталась лежать, придавив собой одну ногу всадника.

"Пропал! — решил про себя Самсонов. — Притвориться разве мертвым?"

— Эй, ты, долголь еще лежать-то будешь? — окликнул его жандарм.

— Знать, шибко убился, до обумертвие, — подал голос будочник. — Да и лошадь, вишь, на него навалилась.

— Так подыми ее, за хвост-то.

Стал будочник тащить ее за хвост.

— Ну, ну, вставай, что ли!

Лошадь сделала попытку приподняться, но опять повалилась.

— Да ты бы в бок ее лебардой! — командовал жандарм.

Алебарда подействовала: после нового усилие лошадь поднялась на ноги, но дрожала еще всеми членами.

— Эх, эх! и колена-то себе как отшибла! — заметил будочник. — А бегунок твой все еще без памяти.

— Так растолкай его!

Стал будочник расталкивать "бегунка", но тот по-прежнему не подавал и признаков жизни.

— Нет, как есть мертвое тело!

— Эка служба каторжная! — пробурчал жандарм, нехотя слезая наземь.

Но едва только он подошел к "мертвому телу", как тело ожило, схватило его за обе ноги, и сам он растянулся на земле. В тот же миг Самсонов вскочил на ноги и — на собственную лошадь жандарма.

— Вот так так! Ай, молодца! Ха, ха! — раскатисто загрохотали ломовики, свидетели всей этой сцены. — Ну-ка, лови его теперь, лови!

Пока ошеломленный жандарм пришел в себя да собрался ногонять беглеца на оставленной ему чужой лошади, с трудом передвигавшей свои разбитые ноги, — того и след простыл.

VIII. Фельдмаршал граф Миних

.

Во второй половине апреля солнце заходить в Петербурге довольно поздно — около 8-ми часов вечера. Когда описанная сейчас скачка с препятствиеми пришла к концу, солнце было уже за горизонтом; но темноты еще не наступило, а потому ехать к дому графа Миниха прямым путем по набережной y всех на виду было бы безрассудно.