— А как они узнали-то? — усомнился Лас. — Мы тут пятерых положили; верно. Повезло нам, что они без кольчуг были или доспехов — видать, тоже, не ожидали нас. Но на корабле-то откуда про это знать?
— Узнали и узнали, — отмахнулся Фошвард. — Может, у них свой маг. Глянул в волшебный шар — и готово. По мне так, с глаз долой — и ветер попутный им в задницу. Столько крови нам подпортили… мерзавцы.
Мельферда хоронили у высокой, напоминающей палец, скалы; рукоятками клинков и ножами вырыли могилу, опустили в неё холодное тело, засыпали сверху и навалили здоровенный камень — чтобы птицы или звери до него не добрались.
Моряки стояли кругом мрачные; и даже Аррен, которая почти не знала юнгу, ощутила горечь.
— Ну, — буркнул, наконец, Фошвард, — он уже в Царстве Льва, а нам ещё пора потрудится.
А работы и впрямь, хватало.
С тех пор, как они отправились за водой, миновал целый день; солнце садилось за горами, расцвечивая небо в багрянец и пурпур. Ощутимо темнело — от каменных «скульптур» наползали густые тени. Море казалось серым, неприветливым. Корабль покачивался на волнах, обратившись носом к Тартаашу — словно поджидал их.
Жувр и Фошвард растаскивали трупы флибустьеров; негоже было бросать их на солнце — они могли принести заразу. Им вырыли неглубокую могилу за камнями, и забросали галькой. Кровь поблёскивала на базальте, заставляя сердце девочки отчаянно колотиться.
Аррен оставили подле гагатово-чёрного «дракона»; всё одно толку от неё было мало, да и смотреть на искорёженные, застывшие лица она не могла. Перед её глазами то и дело вставал тот, самый страшный миг — когда огромный бородач появился перед ней: от него смердит потом, он заслоняет солнце, блестит клинок. И вот, она отчаянно пихает его, он спотыкается, в его горле открывается алый фонтан, кровь орошает её, она падает на колени… Слабость охватила её тело, ноги были будто не свои.
Её мутило.
— Как же ты поплывёшь дальше? — жалко спросила себя саму она.
Ведь дальше — она вдруг это ясно поняла — будет всё только страшней и страшней; и ей тогда придётся стать смелее — или и вовсе, не стоило отплывать.
Ей показалось, будто каменный Лев смотрит на неё — сурово и выжидательно.
И тогда она кое-что поняла.
— Я буду отважной, — шепнула Аррен, стиснув кулаки, и обернувшись лицом к морю — туда, где на небе уже загорались первые звёзды. — Я не подведу, Къер. Клянусь тебе.
Усилием воли она выкинула страшную сцену из головы; скрипнув зубами, заставила себя посмотреть правде в лицо.
— Я пойду дальше, — шепнула она.
И тёплый восточный ветер на миг коснулся её лица.
А за спиной раздался страшный треск, будто львиный рёв — побледнев, она обернулась, и увидела, что каменная скульптура треснула. Вдобавок, она окуталась тенями, и — Аррен могла поклясться — морда, ещё недавно казавшаяся ей столь страшной, ныне улыбалась.
Жувр ухватил её за плечо; обернувшись, она увидела, что на волнах уже покачивается лодка. Плечо Жувра было подвязано и пропитано красным.
— Пошли, девочка, — мягко сказал он. — Ты и так натерпелась тут.
Глава 3. Подарок Тайны
Сказать по правде, для девочки с крохотного острова, Аррен и без того повидала немало чудес. Пираты, Море Лилий, тролли и фавны, барсуки и Короли…
Но ещё большее чудо ждало Аррен впереди.
Привыкнуть к морю было непросто. Даже туалет назывался забавным словом «гальюн» — что уж говорить об остальном! Каждый раз, просыпаясь, Аррен думала, что откроет глаза — и увидит потолок своей комнаты. Из окна видны уличные лотки и босопятые мальчишки, а если присмотреться — размазанные в небе затылки холмов-великанов. И вот-вот донесётся крикливый глас тётки Франьи…
Но вместо этого — кругом царило шуршание и шёпот, будто кто-то расхаживал и бормотал во сне. Корабль кренился — то на один борт, то да другой, словно Ванька-увалень, что никак не определится, на каком боку спать.
Мрак был таким густым, что Аррен не могла рассмотреть своих пальцев. Стены казались призраками стен, неупокоенными и вопиющими об отмщении. Комната Аррен была втиснута между кладовкой — и ещё одной кладовкой; место хватало на один гамак. И всё же, Аррен вскоре привыкла к уюту деревянного чрева и дыханию зверя-корабля — качка баюкала, утешала.
Ей было хорошо.
«Неужто я дома? — шептала она сама себе. — И вправду дома?»
На четвёртый день она стала общаться с матросами; и один из них — тот самый франт — взял её под своё крыло. Он оградил её от неуместных расспросов, и всегда оказывался рядом — когда нужно было провести её по запутанному чреву «Льва», или напомнить, что отбитые склянки напоминают об обеде.
Поначалу Аррен испугалась, что он будет распускать руки; но Пьерш был мягок, предупредителен и ненавязчив. Всего за пару дней он стал ей кем-то вроде наставника и старшего брата.