19 августа, проснувшись, Игорь почувствовал в себе столько сил, что решил покинуть своё временное пристанище. Доев вчерашний суп, собрал имущество, в последний раз оглядел поляну, ель и, позвав Тарзана, тронулся в путь, взяв направление на восток, к Дунаю. Однако они не прошли и километра, как набежала туча, засверкали молнии, загремел гром, хлынул ливень, и охотник с собакой укрылись под густой шаровидной кленовой кроной. С полчаса лило как из ведра, потом тучу унесло и снова засияло солнце. Выйдя из-под укрытия, они продолжили движение.
Воздух был напоён озоном и влажными лесными запахами. Мокрая трава блестела и переливалась разноцветными огоньками. Слегка парило. Здесь и там виднелись лужи. Дышалось легко, с удовольствием, всей грудью. Хорошо, чёрт побери, быть здоровым!
Он шёл неторопливо, выбирая проходы посвободнее и огибая малейшие препятствия. Влажная почва легко продавливалась под ногами, и выследить его сейчас смог бы даже самый непосвящённый человек; мысли об этом заставляли быть предельно внимательным и осторожным.
Игорь подумал о коммандос, осмотрелся по сторонам, бросил взгляд вперёд и на мгновение замер – перед ним, в нескольких шагах, виднелись следы подкованных копыт, совсем свежие, оставленные после дождя. Очевидно, конь был здесь всего несколько минут назад. Тарзан ткнулся носом в округлое углубление с контуром подковы, поднял голову и, завиляв хвостом, посмотрел на хозяина. Игорь пустил его по следу и сам, насколько позволяла рана, потащился за ним. Прошло немного времени, и в низине, в которую начал спускаться лес, в двух-трёх минутах хорошего хода раздался собачий лай, а за ним конское ржание. Лай и ржание становились всё ближе. Ему всё ещё не верилось – неужели… Но вот послышался топот копыт, и в разъёме можжевельника показались спешившие навстречу Казбек с Тарзаном. Когда конь подошёл к Игорю, он обнял его за голову и долго гладил, приговаривая:
– Где ж ты был все эти дни, дурашка, я так беспокоился о тебе, не знал, что и думать. Ну теперь мы все в сборе, теперь нам ничего не страшно.
Он не стал садиться на коня, опасаясь разбередить рану, и решил всё так же двигаться пешком. Преодолев ещё километр или полтора, Игорь вынужден был устроить привал.
К перекату приблизились только к вечеру 20 августа. На последнем отрезке пути начали попадаться следы пребывания человека: примятая трава, обломанные ветки, ореховые скорлупки, обрезки грибных ножек… Невольно ускоряя шаг, наш страстотерпец вглядывался в просветы между деревьями, чтобы поскорее увидеть шхуну.
Вот уже и опушка леса. Обежав глазами пустую ленту реки, Игорь понял, что опоздал.
Трое суток оставался он на берегу возле недавней стоянки «Ирландии», снедаемый душевной опустошённостью и осознанием никчёмности дальнейшего бытия. Доел орехи, что были у него в рюкзаке, собирал разные ягоды, варил суп из сыроежек и лисичек, которые находил в лесу поблизости от опушки.
Заглянув в кружку с водой, увидел на дне своё почерневшее, заросшее бородой отражение. «Хорош, ничего не скажешь, – подумал он, сам не узнавая себя. – Наверно, страшнее чёрта. Глянули бы на меня Веда с Мартой, в обморок бы свалились». Вскипятив воду и поправив на ремне охотничий нож, он намылил себе подбородок и щёки и, где на ощупь, где глядя в ту же кружку, побрился, добившись, чтобы кожа везде стала гладкой.
По отметинам, оставшимся на деревьях, по кустарнику, срезанному осколками, по отстрелянным гильзам восстановил примерную картину боя. Обнаружил могилу и понял, что в ней похоронены коммандос, так как не было на холмике ни колышка, ни какого-либо другого знака. Под сучьями, обломанными взрывом снаряда, нашёл бинокль, один окуляр которого был разбит, поднёс к глазам, посмотрел в него на противоположный, сразу приблизившийся берег и положил в рюкзак.
На четвёртые сутки ошкурил липовый ствол, отслоил от коры мочалу, свил из неё верёвку и смастерил уздечку. Взнуздал Казбека и поехал берегом вниз по течению реки. Зачем – он и сам не знал. Возможно, для того, чтобы взглянуть на море, которое отделяло его от Нью-Росса.
Полмесяца понадобилось ему, чтобы добраться до устья Дуная. Первую половину пути шёл больше пешком, часто останавливаясь, чтобы успокоить рану в животе, вторую – в основном ехал на лошади. Много времени уходило на поиски еды. «Я как воробей, который с утра до вечера ищет, чего бы склюнуть, – думал о себе Игорь. – Что воробей говорит, когда чирикает? Зимой – чуть жив, чуть жив, а летом – семь жён прокормлю, семь жён…»
Достигнув берега моря, он посидел у воды, провожая глазами волны, катившиеся за горизонт, затем встал, подозвал Казбека и тем же путём поехал обратно.
От растительной пищи совсем подвело живот; несколько раз приходилось подтягивать поясной ремень и прожигать новые дырки в нём. Надобно было обзавестись рыболовной снастью, лучше всего – неводом.