Постепенно все, взволнованно переговариваясь, отошли от Луйзы к середине мостовой: обе женщины остались на тротуаре в одиночестве. Луйза молчала, но лицо у нее чуть-чуть побледнело. Было заметно, что она терзается и, как всегда в таких случаях, казнит себя за то, что дала волю своим чувствам. Мари жалела и любила ее еще больше в такие минуты, у нее щемило сердце, она готова была испепелить каждого, кто косо посмотрит на Луйзу! Ей хотелось, чтобы Луйза взяла ее за руку — такой маленькой она казалась себе рядом с рослой сестрой, — но знала, что та этого не сделает, и потому продолжала стоять, опустив голову. Было уже половина четвертого, видимо сегодня и впрямь движение по мосту не откроют. Большая часть людей сидела на узлах и старых чемоданах, дети рассыпались по набережной, матерям надоело окликать их, заставлять, чтобы они сидели рядом; люди уже привыкли к новому месту, подружились с сидящими рядом, рассказывали друг другу бесконечные истории военного времени. С наступлением сумерек они напоминали скопище паломников, пришедших поклониться святым местам. Свою мольбу и молитвы они обращали в сторону моста, но он оставался безучастным и немым, точь-в-точь как каменное изваяние какого-нибудь божества.
Становилось прохладно, лениво начал кружиться сырой снег, а с реки подул холодный резкий ветер.
— Я не хочу здесь ночевать, — сказала Луйза, когда они остановились у подножия горы.
Мари промолчала, по всему ее телу разлилась усталость. Значит, придется вернуться. Опять одна, бог знает, сколько еще ночей в темной комнате. Но ведь Луйза лучше знает, что надо делать! Мари стояла, безучастная ко всему, изредка садилась на узел, снова вставала, продрогнув, плотнее прижимала к шее кошачий воротник пальто. Когда-то оно было элегантным, с модным и нарядным воротником, она купила его почти новым у госпожи Кауфман с проспекта Иштвана за двадцать пять пенгё. Неужто и в самом деле с этой славной женщиной и ее мужем случилось несчастье? Как только попаду в Пешт, решила она, обязательно навещу Кауфманов, может быть, и работа найдется у них. Чудесная прогулка от улицы Надор до проспекта Иштвана, к тому же надо приниматься за какое-нибудь дело, пока Винце…
— Луйза! — Она хотела удержать ее за руку, от испуга даже затаила дыхание. До чего же она отчаянная, эта Луйза!
Покуривая, к ним молча приближались два советских солдата. Луйза подошла к ним и сказала по-венгерски:
— Проведите нас через мост.
Один солдат не ответил, прошел мимо, другой в нерешительности остановился, пожал плечами. А Луйза схватила корзину, узел и взяла солдата под руку.
— Постой! — окликнула она другого и подвела к нему Мари.
Возможно, ее суровое лицо, усталый взгляд напомнили им о родных и близких… Оба солдата молча шли под руку с женщинами. Тот, что был помоложе, приветливо улыбаясь, взял у Луйзы узел, и они зашагали по мосту.
Мари шла за ними, сердце ее бешено колотилось. Только бы не обернуться назад, еще несколько шагов, несколько секунд! Они шли по украшенному флагами мосту, всюду портреты, транспаранты, гирлянды цветов — как бы все это было замечательно, если бы не стучало так бешено сердце. «Слава воинам Второго украинского фронта!», «Слава воинам-освободителям!» — читала она и краем глаза посмотрела на идущего бок о бок с ней молодого солдата. Он тоже воин-освободитель, и второй тоже, и тем не менее так вежлив, несет Луйзин узел…
Мари то слегка прикасалась к руке солдата, то судорожно хваталась за нее, но тот делал вид, что ничего не замечает. Луйза, иногда сбиваясь с шага, быстро выравнивала его и вновь шагала в ногу со своим спутником. Они шли плечом к плечу, разделив ношу, шли так, как идут после работы домой муж и жена или мать и сын. И даже беседовали.
— Ты из бедняков? — спросил солдат и испытующе посмотрел в глаза Луйзе.
— Из бедняков, — кивнула Луйза. Некоторое время она подыскивала слова, которые бы помогли им объясниться, рассказать о себе, о своей жизни, наконец коротко сказала: — Пролетарка.
Солдат понимающе закивал. Под ногами у них гулко поскрипывали недавно уложенные доски. Внезапно шаги зазвучали глуше, не так, как только что, когда шли над Дунаем, и вскоре они уже стояли на Таможенной площади.
— Спасибо, — сказала Луйза. Это русское слово она знала и раньше, но забыла и только сейчас вспомнила.
— Пожалуйста. — Солдат помахал рукой и присоединился к своему другу. Проводив взглядом солдат, свернувших к берегу Дуная, Луйза подхватила на руку узел, пересекла площадь и повернула к улице Ваци. Мари шла рядом, чуть не плача от радости. Ноги у нее были словно налиты свинцом, голова опущена — по сторонам она не смотрела, хотя с нетерпением ждала той минуты, когда вновь увидит Пешт. Переулками они вышли на площадь Йожефа. В полумраке сгоревшие дома являли собой жуткое зрелище, особенно в эту весеннюю стужу. В одной из подворотен Мари услышала чей-то голос:
— Не хотите ли отведать свежих пирожных с кремом?