Под одной крышей

Наконец машина уехала. Малика осталась на площади, не зная, что делать дальше. На мгновение мелькнула мысль пойти к Питю, оставить у него сумку, но вспомнила о женщине, которой Питю якобы задолжал за квартиру, да и Питю разозлится, если она неожиданно нагрянет к нему. В последнее время он стал очень раздражителен. Как только все треволнения останутся позади, она рассчитается с ним и за Ирену, и за белобрысую бестию, ему это так не пройдет… И Малика зашагала к улице Надор.

— Моего мужа не видели, госпожа Ковач? — Едва просунув голову в дверь, она тут же отпрянула, увидев Винце Палфи и его жену.

— Нет.

— Спасибо, — смутившись, поблагодарила баронесса.

Осторожно повернула ключ, прислушалась, заглянула в чуть приоткрытую дверь. Вошла в комнату. Никого. От радости она закружилась с сумкой. Но тут же спрятала ее под кровать, потом вытащила и затолкала под шкаф и в конце концов водворила на шкаф. «Если Эгон, не дай бог, вернется домой, не станет же он лазить наверх! А вдруг именно сегодня решит ехать в Чобад не с рюкзаком, а с сумкой, и как раз с этой?»

Она опять забралась на стул, сняла сумку, задвинула ее далеко под кровать. Вдруг она ощутила нестерпимый голод, до головокружения, и страшную слабость… нужно было немедленно что-нибудь съесть. Намазала жиром огромный ломоть хлеба, но едва откусила, как почувствовала тошноту. Положила хлеб на стол, повалилась на кровать, закрыла глаза.

Когда Малика очнулась, в квартире царили полнейшая тишина и непроглядная темень. «Чего доброго, просплю поезд. Питю напрасно прождет меня на Восточном вокзале и укатит один!» Нащупала выключатель, яркий свет ослепил глаза. Десять часов. Стало быть, со стороны Эгона ей ничто не грозило. Схватила хлеб и с жадностью принялась есть. «Пора собираться и укладывать вещи, разумеется самые необходимые, как я обещала Питю, а то он злой, как индюк, ни за что не понесет, если понадобится пересаживаться на другой поезд. Не исключено также, что кое-где придется пробираться пешком, бог ты мой, в какую авантюру я пустилась!»

Одиннадцать часов; рюкзак уложен. Она попробовала его на плече — ничего, час-другой можно выдержать. Присела на кровать, рядом положила рюкзак, под ноги поставила сумку. А не открыть ли ей кассеты?

Малика заперла дверь на ключ — нужно было сделать это раньше, просто повезло, что ее не застали врасплох. На постели лежали в ряд три кассеты, две из них открылись легко, а у третьей оказался какой-то замысловатый запор, Малика никак не могла с ним справиться. Ей казались огромным состоянием громоздившиеся кучкой золотые вещи: серьги с драгоценными камнями, браслеты, колье и броши, вышедшие из моды, массивные драгоценности старой баронессы. Разумеется, вначале она рассчитывала заполучить от Эгона свою кассету (вернее, свою и своей матери… «Бедная мама, она, конечно, прольет немало слез и… лучше не думать, что будет с мамой…»), взять ее с собой и реализовать за границей, и в этом она не видела ничего предосудительного, но Эгон перегнул палку! Просто было бы безумием оставлять все здесь, ведь только три нитки жемчуга позволят пожить какое-то время в свое удовольствие. Вторая, продолговатая кассета была наполнена золотыми и серебряными портсигарами с инициалами Э. В. и с изображением короны, а Эгон хранил сейчас табак и бумагу в жестяной коробке. «Возможно… а впрочем, ему останутся сто хольдов земли, особняк со всей обстановкой — четыре комнаты полностью обставлены мебелью, являющейся моим приданым, — огромное количество серебра, столовые приборы, которые я получила в качестве свадебного подарка, картины, ковры, да разве все перечтешь. Кроме того, Эгону останется квартира в Пеште и все, что есть в ней, поэтому не известно еще, кто из нас внакладе. К тому же пусть Эгон пеняет на себя, не надо было перегибать палку…» Это выражение очень понравилось Малике, она вновь и вновь повторяла его про себя, затем губа ее чуть скривилась в плаксивую гримасу, так как она подумала о том, что единственной пострадавшей окажется ее мать.

Она с громким щелчком захлопнула крышки кассет, снова задвинула сумку под кровать. «Но как же я потащу и сумку, и этот огромный рюкзак? Кассеты, пожалуй, лучше переложить в рюкзак, так надежнее…»

Малика снова принялась перебирать и перекладывать вещи, подолгу соображая, что брать, а что нет. Наконец все лишнее валялось на полу, а нужное было уложено в туго затянутый рюкзак. И она опять в бездеятельности села на кровать. Без двадцати двенадцать. Скоро полночь.