Под одной крышей (СИ)

- Чез?! Что за шутки? Выходи, паршивец! - взревел он. - Ты совсем спятил?..

Отозвавшийся ветер уныло просвистел в раме.

Гарри пытался сообразить, как он оказался наверху, и что означает весь этот маскарад.

Его оглушили, усыпили? Но кто, Дейл? Да он не решился бы переступить порог этого дома, даже если бы умирал от жажды! А доходяга Спраут разве бы смог собственноручно втянуть его сюда?

Но что, если именно Чез является пособником таинственной арендаторши? Или оба они - сообщники Дейла? И что эти мошенники задумали против него?!

Гарри затрясло, голова свирепо заныла. Он запустил пальцы в волосы и дернул за них так, как если бы норовил одним рывком открыть крышку погреба, в котором беснуются крысы.

В руке у него остался парик. Темные шелковистые пряди скользнули по огрубевшей коже.

- Мисс Филлз! Бек.. Бекка!.. - задыхаясь, выкрикнул он.

В глотке осела сухая горечь. Озноб пробивал насквозь. Волна за волной накатывала мигрень, разъедая черепную коробку. Скользя по нервным струнам, она переползала на лицо, пульсировала в челюсти и горле.

Непослушные мысли играли в прятки - мелькали и снова исчезали, оставляя вместо себя пустоту и боль. В одно мгновение она завладела Гарри; он перестал различать окружающие предметы, перестал понимать, кто он и где находится. Внутри, снаружи, вокруг - была лишь боль. Грозная, гнетущая, неумолимая.

В отчаянии он сжал кулаками простыни и выдохнул последнее, что удерживало его сознание:

- Бекка!

Собственный голос показался ему чужим. Кому принадлежало это имя, и что оно значило для него?

Гарри сник и подался вперед, чтобы отдышаться, но силы оставили его. Как тряпичная кукла, отброшенная кукловодом, он обмяк и отключился.

Завалившись на бок, Гарри упал с кровати и ударился подбородком о шероховатый пол. Боль снова исправно выстрелила в висок, как в полюбившуюся мишень, и заставила очнуться. Кровь яркими кляксами брызнула на доски.

Где-то совсем рядом заскреблась и завыла собака.

Гарри принюхался: запах горелого перехватил дыхание. Он ощутил его так отчетливо, будто невидимый костер тлел в считанных дюймах от его носа.

- Р-р-р! - зажав в ладони валявшийся рядом парик, Гарри перевернулся на живот и подтянулся на локтях к выходу.

Он найдет эту гадину и сделает так, что она проглотит вместе с этим аксессуаром все свои угрозы и насмешки. Вот только б добраться до ружья. И пусть попробует здесь что-то учинить - живой ей отсюда не выбраться!

Перед глазами опять все поплыло.

Но тут Гарри почувствовал, как кто-то подхватил и поднял его с такой быстротой и ловкостью, словно речь шла не о парализованном спецназовце, а о годовалом ребёнке, намеревающемся отползти от недремлющего родителя в неположенном направлении.

- Как жаль, мистер Максвелл. А ведь я хотела всё уладить по-хорошему, - раздался резкий женский голос, в котором сквозила ярость.

Ноги Гарри касались пола, но проку от них не было. Вновь оказавшись у кровати, он ухватился за край комода. Глиняная ваза с ромашками и золотарником предостерегающе колыхнулась.

- К-кто здесь?! - шепнул он, пытаясь сориентироваться в пространстве.

Ах, если бы он был в состоянии дать отпор!

Собака не унималась, металась, скреблась и скулила. И Гарри казалось, что скребется и скулит она у него под кожей.

- Чего вы хотите?! - то ли прокричал, то ли подумал он, пока цепкие руки-клещи сжимали его так рьяно, что были готовы выдавить все внутренности. Ему никак не удавалось увидеть злодейку, но он ощущал ее каждой клеточкой тела. - Забирайте! Забирайте все!

- Вы думаете откупиться рухлядью? - на этот раз её слова прозвучали так близко, что Гарри вздрогнул. - О, нет, не надейтесь! Мне нужно место, больше места, а всё остальное...

Стены вдруг пришли в движение, послышались тяжелые шаги босых ног - она тащила его к окну!

Память Гарри тут же воскресила всё то, что он так силился забыть: как в далекий злополучный день в проеме этого окна исказилось лицо матери, как по ветру взмыли ее золотистые локоны, и встрепенулась хрупкая рука. А он, напуганный до смерти, не осмеливался пошевелиться.

Воспоминание вспыхнуло в мозгу сигнальной ракетой.

Очумев от оглушающего собачьего воя, Гарри начал трепыхаться, чтобы вырваться. Но силы в ненавистной барышне было человек на пять. Он не мог расцепить обруча ее стальных объятий, а, заводя руку и намереваясь схватить ее за волосы, ловил пустоту. Дышать было нечем.

Очутившись у изножья кровати, на полпути до окна, он поднял голову и замер: в большом овальном зеркале комода у стены Гарри увидел себя. Бледное, вымученное лицо казалось лицом дикаря. Приоткрытый рот, хватающий воздух, искривлен. Воспаленные глаза слезились. Прихваченная на одну пуговицу рубаха оголила часто вздымающуюся грудь. В левой руке подрагивал парик, правая намертво вцепилась в собственное левое предплечье.

Но если Гарри наконец добрался до соседки, то почему гнетущую боль ощущает он сам? Кто держит его, не скупясь на угрозы? Почему, всем существом испытывая чье-то немыслимое давление, в зеркальном отражении позади себя он видит только пробитую Чезом дверь?