Вряд ли писатель изначально ставил перед собой задачу сложить из своих очень разных по изобразительным и жанровым свойствам произведений единое художественное полотно. Ему просто хотелось не оставить не запечатлённым ни одно из тех личных жизненных пространств, каждое из которых когда-то казалось бесконечным, самодостаточным, требующим максимального напряжения душевных сил. Послевоенная деревня, где свет и печаль едины, где тревоги и надежды одинаково уютны и велики, где старики похожи на детей, а дети – на стариков. Стремление сельских подростков найти применение своей неуёмной энергии, их уход из обречённой на умирание деревни в стремительно развивающуюся индустрию, в осваивающую высокие технологии армию, в науку… Далее – перестройка, криминализация всех сфер жизни, когда бывшие селяне, по сути внуки самого трагического героя русской литературы первой половины XX века – шолоховского Григория Мелехова, отдав стране всё, что было в них лучшего, оказываются лишними людьми. И, как и в «Тихом Доне» М. Шолохова, высокие, достойные античных героев житейские смыслы вместе со вновь порушенными основами самой жизни превращаются в ничто.
Поскольку же писатель А.Малиновский ничего не придумывал, писал только о том, что сам пережил, – то и всё, им написанное, само сложилось в единое эпическое полотно, стало восприниматься как обстоятельнейшая, с разных ракурсов запечатлённая «История одной жизни» (жизни его главного героя Ковальского и шире – жизни всего его поколения). И даже название этой «Истории…», родившееся вроде бы совершенно случайно для одной из самых ранних и самых светлых повестей, вдруг обрело общий для всей «Истории…» философский смысл. Началась-то жизнь писателя и его героя под небом, открытым для вертикального взлёта, открытым для самой смелой мечты, открытым для взгляда, устремлённого к горним далям. А затем, когда у писателя и его героя сложилась большая, в полной мере соответствующая этому открытому небу судьба, открытое небо стало символизировать незащищённость каждой человеческой жизни, полное отсутствие тех ценностей, которые только и дают ощущение мироздания как большого родного дома.
Вот это трагическое расстояние между двумя диаметрально противоположными смыслами отрытого неба и предстоит преодолеть читателю собранных в двухтомник произведений писателя.