Роза погрузилась. Я смотрел на её выгнутое дугой тело, на поплывшие по воде волосы — над поверхностью осталось лишь её лицо. Да, несказанное облегчение — главный мотив её состояния. И ей было плевать на мысли, что одолевали меня; она для себя всё давным-давно решила. Мне бы так!
— Я боюсь, что вашим главным лейтмотивом является благодарность, — вырвалось у меня. Это была правда, хоть и не вся.
— Благодарность? — Роза скривилась. — Хуан, мы благодарны. Но это другое.
Она вынырнула, села передо мной, сияя довольной мордашкой. Лицо кристально чистое — это на самом деле так.
— Эй, кошелка серая, ты там долго ещё? — крикнула она в сторону душевой кабины. — Тут Чико заскучал, хандрит! Быстрее, давай!
— Иди на фиг, овца! Сейчас приду! — ответил ей голосок сестры, тоже донельзя счастливый, эйфорийный.
— Конечно, я перефразирую, — пояснил я. — Они постоянно «ласкают» друг друга разными эпитетами, это у них норма. Но никогда не опускаются до мата. А ещё постоянно дерутся. То полотенцами, то подушками, то кидаются шлемами от скафандров…
— Весёлые девочки! — рассмеялась Фрейя. — И что, ты их прямо там, в ванной?
Я нахмурился.
— Экая ты… Неромантичная, Мышонок! А ещё девочка! Я тебе о высоком, а ты!.. О животном!
— Ладно-ладно, — примирительно промурлыкала её высочество, лёжа у меня на коленях. — Заканчивай, что там дальше было?
Дальше вернулась Мия, смыв с себя прикосновения того… Мальчика, с которым кувыркалась. Залезла в ванную деловито, собрано. В отличие от сестры, эта паршивка никакого спуску мне давать не собиралась, и все треволнения были для неё моими личными проблемами.
— Роза сказала тебе? — сразу взяла она быка за рога, опускаясь в воду, приноравливаясь к температуре. Я кивнул. — В чём проблема?
— А если бы ты… Если бы не получилось, и ты напала бы на того мальчика? А вы тут, понимаешь, договорились…?
— Хуан, он — это он. А мы — это мы, — отрезала она. — Мы просто ждали, когда получится. Чтобы не было осложнений, а не потому что.
Логика, конечно, та ещё, но я её понял.
— Почему сейчас?
— Потому, что, — повторилась Мия и подалась ко мне с явным намерением как минимум изнасиловать. Но в последний момент, когда я её перехватил, сникла.
Я обнял её, притянул к себе. Под другое плечо мне тут же нырнула Роза:
— Хуан, не бойся, мы останемся такими же, как прежде. Так должно быть. Ты знаешь, и всегда это знал.
— Знал… — вырвалось у меня вместе с обреченным вздохом. Обреченным принять неизбежное.
— Мы — семья, — добавила Мия и первая пошла в атаку, приблизив мордашку к моему лицу, ища губами мои губы.
— Они первые, Фрей. Я спал с Паулой, но это не то. С Паулой было романтично, как с хорошей сеньоритой, которая нравится. Был и с Мией… И пусть буду говорить тебе, что в чисто медицинских целях — не верь мне, это не так, — текли и текли из меня откровения. — Там тоже была романтика, жесткая романтика садо-мазо, взрослого кино. А в этот день…
Из груди вырвался очередной вздох, призванный маскировать отсутствие у меня красноречия.
— Тут другое, Мышонок. Да, у нас была ванная. После — шикарная ночь под зеркальным балдахином — чуть не проспали развод. Но главное не романтика, не секс. Главное то ощущение всеобъемлющего понимания и поддержки, ощущение единения. Будто мы части чего-то бОльшего, единого целого. Ни один секс с таким ощущением не сравнится, это будто в другом измерении.
Как бы объяснить… Я могу спать с Паулой и не представлять, о чем она на самом деле думает. Могу спать с тобой, и точно знать, что ты, к примеру, утром отдашь приказ бросить меня в тюрьму или расстрелять. Здесь же всё не так.
Я готов убить, задушить, готов пойти за них на любое преступление. Они — часть меня. Так же, как я — часть их. Если бы я не захотел, там, в ванной, ничего бы не было. Но близость между нами всё равно бы осталась; она возникла независимо ни от каких наших поступков и мыслей, и останется навсегда. Это не с чем сравнивать, Фрей, у меня нет слов. Не знаю, понимаешь ли ты, но внятнее пояснить не могу.
— Там вы дозрели, — глубокомысленно изрекла её высочество. — Дозрело то, что зрело с момента твоего появления в каюте. Жажда иметь семью, которой никогда не было, мужчину, которого бы слушались, в роли «отца», и одновременно того, кто защищал бы, «брата». А заодно и любовника — девочки-то уже большие. Семья… — потянула она.
— Сестрёнки смотрят на меня не как на собственность, ты поняла неправильно, — покачал я головой. — Они смотрят на меня, как на часть самих себя. Им нет нужды ревновать — ведь тебя выбрал я сам, добровольно. Как можно ревновать руку, пожимающую ладонь другому человеку? Это же твоя рука! И при этом я безраздельно принадлежу им. Совсем на ином уровне, не мешающем тебе или любой другой моей избраннице.
— Мерседес, например…
Я укола даже не почувствовал. Промолчал. Слова сказаны, добавить нечего. А Мерседес и правда никогда не впишется во взвод. Во всяком случае, для меня.
— У остальных это впереди, да? — становилась всё более и более хмурой Фрейя. Я бегло пожал плечами.