Под перекрёстным огнём. Том 2

— И её сестра, — продолжала она давить, не давая вставит слово. — Фрейя почти открытым текстом признала, что ПОНИМАЕТ, как сложно противостоять её чарам. То есть фактически подарила Изабеллу тебе. С условием, что будешь посещать её постель не слишком часто, без злоупотреблений. Раз в несколько месяцев, думаю, но больше «для души» и не нужно. Однако эти разы были у тебя в кармане, неумный ты юноша! И раз уж заговорили о юбках… — Вздох. — Девочки корпуса при таких раскладах вообще бы считались ею предметами мебели. А к мебели не ревнуют, Хуан.

…И ТАКУЮ сеньориту ты упустил!.. — вновь сокрушённо покачала она головой. — По глупости и юношеской максималистской несдержанности!..

Я молчал. Хотел возразить… Да только что мог сказать? Что хотел «попробовать» вначале Изабеллу? Вдруг бы искра к ней оказалась сильнее? Да, это так, я этого хотел, и сейчас хочу. Надо «перепробовать» все варианты, и только после решать. Но правдой было и то, что я действительно испугался. Действительно чувствовал всё это время нереальность, как та Золушка с тыквой. Выстрел наёмного убийцы, которого покрошили у моего подъезда во время вендетты, чуть было не отрезвил меня… Но не отрезвил. И при характере её высочества инфанты, при тыкве я могу так и остаться.

— Ты был бы ВНУТРИ системы, Хуан, — продолжала выплёскивать эмоции моя духовница, работающая штатным психологом, причём совершенно за бесплатно, с совершенно искренним желанием помочь. Особенно помочь пролезть во власть. — И любые проблемы, любые напряжения в ваших взаимоотношениях были бы ВНУТРИ семьи! Понимаешь? Тебе не надо было бы больше что-то доказывать, чтобы стать ближе; ты уже находился бы на позиции, когда это не нужно! — Скривилась. — Семейные дрязги — это семейные дрязги, Хуан. Дело внутреннее. — Она сбавила обороты. — И не имеют ничего общего с отношениями возлюбленных, когда только добивается. И даже с отношениями жениха и невесты. Как ты мог, Чико!

Я использовал Гортензию не только как учителя танцев. Но и для того, чтобы смотреть её глазами на себя со стороны. А то знаете как замылен глаз от постоянного смотрения под одним углом? Пусть я живу в корпусе, познал многое в женской психологии и отношении женщин к жизни и мужчинам… Но взгляд этот всё равно однобокий, хоть и широкополосный.

Её императорское высочество же… Более объективна. Она имеет специфический жизненный опыт и способна заметить то, что я в упор не вижу, даже если это будет как то бревно из притчи. И ей на самом деле можно доверять; её помощь — плата имперской разведки за нахождение её, их агента, здесь, рядом со мной. За возможность нахождения в далёком будущем. Себастьян Второй и инфант Фердинанд играют в долгую; это ставка не сегодняшнего дня и не завтрашнего. А значит, с Гортензией лучше подружиться — более искреннего друга в ближайшие несколько лет мне не найти. Пусть лучше будет она, чем кто-то иной, кого обязательно пришлют вместо неё, если мы не поладим.

…И ещё, волейбольная сетка всегда обоюдна. Воздействовать на неё, использовать в своих целях, могут обе стороны игры. А значит мне надо подружиться с сеньоритой тем более — это вопрос моей жизни и смерти в далёком будущем, когда я перестану быть «мальчиком Хуаном» и добьюсь чего-то.

…И ещё «ещё». Ничто так не стабильно и не вечно, как взаимовыгодные отношения без эмоциональных взрывов, всяких «любовей-морковей». Наши основанные на голом расчёте встречи и «перепихи» это то, чего мне так не хватает в общении с некоторыми другими представительницами слабого пола, от которых «сносит башню» и не знаешь, куда вешаться. С нею просто и…

В общем, она единственная, кто сможет дать толковый совет в абсолютно любой ситуации. Ведь даже у моего новоиспечённого тайного советника глаз замылен, а на первое место при разговоре о Фрейе или Изабелле могут выскочить собственнические чувства. Даже если я не соглашусь, выслушать её оценку всё равно стоит.

Мы шли по аллее, рекреации района, в котором она жила. В смысле, снимала собственную квартирку. Район богатый, хотя не супер-пупер элитный — к аристократическим помойкам сеньорита де Росарио относилась с пренебрежением.

Она, в общем, и не жила в подобных; вся её жизнь — сплошная ссылка. Обеспеченная, но подальше от двора и от аристократии. Мать её изменить условия ссылки не стремилась — понимала ценность жизни и спокойствия, ибо знала клоаку под названием «высший свет» и его нравы изнутри. Сама же девушка, хоть и являясь дочерью монарха, но каждый раз по приезду в Каракас получала от братьев таких «люлей», публичных унижений, что так же не горела желанием куда-то ехать и что-то кому-то доказывать. Кровь ещё не всё в этой жизни.

…Кстати, с её братцами, я чувствовал, ещё пересекусь. Вживую. И им наше общение не понравится. Считайте это «особой способностью», чем хотите — но я действительно был уверен в этом. Они мне ещё за Мерседес ответят.

Впрочем, отставить видения про Паулу и прочее неизведанное! Надо жить сегодняшним днём, и совсем чуть-чуть вчерашним.