Под покровом небес

И тем не менее глубже, чем опустошенная область, которая была ее сознанием, в темной, наисокровеннейшей части ее рассудка, мысль уже должна была созревать, ибо когда ближе к вечеру вновь пришел Таннер и забарабанил в дверь, она поднялась и, взявшись за ручку, сказала: «Это ты, Таннер?»

— Ради Бога, где ты была сегодня утром? — крикнул он.

— Увидимся вечером в саду около восьми, — как можно тише сказала она.

— Он в порядке?

— Да. Без изменений.

— Хорошо. В восемь в саду. — Он ушел.

Она взглянула на часы: было четверть пятого. Подойдя к своей дорожной сумке, она стала выкладывать из нее одну за другой все туалетные принадлежности: расчески, флаконы и маникюрные инструменты легли на пол. С предельно сосредоточенным видом она опорожнила остальные свои саквояжи, выбирая то там, то тут одежду или предмет, который тщательно упаковывала в маленькую сумочку. Иногда она прерывалась и прислушивалась: единственный звук, который она могла различить, было ее собственное мерное дыхание. Всякий раз, прислушавшись, она приободрялась и тут же возобновляла свои осмотрительные движения. В боковые карманы сумочки она положила паспорт, дорожные чеки и остатки денег. Вскоре она взялась за чемоданы Порта и, недолго порывшись в его одежде, вернулась к своему саквояжу с доброй пригоршней тысячефранковых купюр, которые рассовала куда только могла.

На эти приготовления ушел почти час. Закончив, она закрыла сумку, набрала цифровой код на замке и направилась к двери. Секунду помедлила, прежде чем повернуть ключ. Открыла дверь; с ключом в руке вышла на двор и заперла за собой дверь. Прошла на кухню, где обнаружила присматривавшего за лампами слугу, который сидел в углу и курил.

— Сможешь выполнить мое поручение? — спросила она.

Он с улыбкой вскочил на ноги. Она протянула ему сумку и велела отнести ее в лавку Дауд Зозефа и оставить там, сказав, что это — от американской леди.

Вернувшись обратно в комнату, она снова заперла за собой дверь и подошла к окну. Одним движением она сорвала закрывавшую его простыню. Стена во дворе окрашивалась розовым по мере того, как солнце в небе опускалось все ниже; розовый свет заполнил и комнату. Упаковываясь, она ни разу не посмотрела в угол, где лежал Порт. Теперь она встала на колени и пристально всмотрелась в его лицо, точно видела его впервые. Едва касаясь пальцами кожи, она с бесконечной нежностью провела рукой по его лбу. Склонившись ниже, приникла губами к разглаженному челу. И так замерла на какое-то время. Комната побагровела. Она кротко легла щекой на подушку и погладила его волосы. Она не проронила ни одной слезы; то было молчаливое прощание. Странно неуемное жужжание прямо перед ней заставило ее открыть глаза. Как завороженная, она смотрела на двух мух, бесновато спаривавшихся на его нижней губе.

Потом она встала, надела пиджак, взяла бурнус, который оставил ей Таннер, и не оглядываясь вышла. Она заперла дверь и положила ключ в сумочку. У распахнутых ворот часовой попытался было ее остановить. Она поздоровалась с ним и ускорила шаг. Сразу же вслед за этим она услышала, как тот зовет из караульного помещения напарника. Она набрала побольше воздуха в легкие и стала спускаться к городу. Солнце село; земля напоминала последний тлеющий уголек, догорающий в очаге, она стремительно темнела и охлаждалась. В оазисе бил барабан. Ближе к ночи в садах, по-видимому, начнутся танцы. Наступил сезон праздников. Она быстро спустилась с холма и прямиком направилась к лавке Дауд Зозефа, ни разу не оглянувшись назад.

Она вошла внутрь. В убывающем свете за прилавком стоял Дауд Зозеф. Он подался вперед и пожал ей руку.

— Добрый вечер, мадам.

— Добрый вечер.

— Ваш саквояж здесь. Хотите, чтобы я позвал слугу, который отнесет его к вам?

— Нет, нет, — сказала она. — Не сейчас. Я пришла поговорить с вами. — Она украдкой обернулась, выглянув за порог; он этого не заметил.

— Очень рад, — сказал он. — Одну минуту, мадам. Я принесу вам стул. — Он достал из-под прилавка маленький складной стул и поставил его перед ней.

— Спасибо, — сказала она, однако осталась стоять. — Я хотела узнать, когда из Сбы отправляются грузовики.

— В Эль-Гайю? У нас нет четкого расписания. Тот, что прибыл прошлой ночью, уехал сегодня днем. Никто не знает, когда будет следующий. Но капитан Бруссар получает информацию по меньшей мере за день до прибытия. Вам лучше справиться у него.

— Капитан Бруссар. Понятно.

— А как ваш муж? Ему лучше? Понравилось ли ему молоко?

— Молоко. Да, понравилось, — медленно выговорила она, немного удивленная, что ее слова могут звучать так естественно.

— Надеюсь, он скоро поправится.

— Он уже поправился.

— О, hamdoul'lah![83]

— Да. — И, начав по новой, выдохнула: — Мсье Дауд Зозеф, могу ли я попросить вас об одолжении?

— Буду счастлив услужить вам, мадам, — сказал он учтиво. В темноте она почувствовала, что он поклонился.

— Большом одолжении, — предупредила она. Решив, что она, по всей видимости, хочет занять у него денег, Дауд Зозеф начал греметь утварью на прилавке, говоря:

— Но мы разговариваем в темноте. Подождите. Я зажгу лампу.