Наконец заяц был готов. Повар поставил аппетитную тушку на стол остывать. Оставалось его только переложить на красивое блюдо, украсить зеленью, добавить соуса — и можно есть. К зайцу И Го решил приготовить не менее пяти соусов. Вася во дворе рубил дрова, поэтому он сам пошел в кладовую, где хранилась провизия, чтобы выбрать нужную для особого привкуса соуса траву, которая в засушенном виде пучками висела под потолком.
И Го был доволен собой: и заяц прожарился равномерно и в меру, и трава у него была заготовлена впрок, и порядок у него был отменный и на кухне, и в кладовой, и помощники у него хорошие: мешки все целы, не прогрызаны, да что там говорить, мышами здесь даже и не пахло, и Васе уже можно поручать готовить некоторые блюда самостоятельно — хороший парень: аккуратный и уважительный — настоящий повар получится… И Го задумался:
«Вот и старшая дочка Аришка подрастает, симпатичная, вся в мать, не успеешь оглянуться, и уж замуж невтерпеж. Это и хорошо. Лишь бы парень хороший достался. Вот Вася. Хоть и русский, а работящий, как кореец, — И Го вздохнул. — Вот только жить им негде».
И Го давно уже собирался поговорить с Большим даргой, чтобы ему помогли с кругляком да разрешение дали на строительство. Лучше на том же месте. Поставил бы сруб вокруг землянки, крышей накрыл, окна пропилил, рамы вставил, а там бы разобрал старую землянку, пол настелил, а на месте землянки погреб бы вырыл. Всем бы места хватило и Аришке с Васей.
— Ну все, сегодня пусть гуляют, зайца едят, а завтра пойду к самому Токе, — решил для себя И Го.
Повар выбрал траву для добавки в соусы, наложил в ковшик густой сметаны, вернулся на кухню и, еще закрывая за собой входную дверь, услышал знакомый звук. Звук, к которому он привык за много лет и поэтому кореец И Го не сразу обратил внимание. И Го прошел мимо плиты к большому столу, поставил на него ковшик со сметаной, положил пучок травы и лишь после этого посмотрел в ту сторону, откуда раздавался звук. Посмотрел и замер от увиденного. Что с ним происходило в это мгновение, можно описывать бесконечно долго, а если коротко: кореец умер — на мгновение, потом сердце опять забилось, бросило в артерии огромное количество крови с адреналином, кровь ударила в голову, и, не помня себя, И Го, схватив разделочный острый нож, рубанул по шее урчавшего от удовольствия кота, пожиравшего зайца.
Когда Вася с охапкой березовых полешек вошел на кухню, он удивился тишине, стоявшей там. Его шеф, которого Вася почитал за приемного отца, хоть и старался все делать без лишней суеты и уж тем более без лишнего шума, своей неутомимой ежесекундной, ежеминутной работой создавал на кухне особую атмосферу созидания, в которой обязательно присутствовали звуки режущего ножа, размешивающей ложки, бульканья варева на плите, шипения на сковороде или потрескивания дров в печи.
На кухне стояла непривычная тишина, и лишь редкие капли, ударяющие о чисто вымытый деревянный пол, словно ход часов, напоминали о том, что жизнь продолжается, что время все равно идет, независимо ни от чьего-либо желания; ни остановить его, ни, тем более, повернуть вспять.
Вася положил дрова возле печи и подошел к корейцу, сидевшему на большой кастрюле с крышкой возле стола, на котором лежал заяц с обглоданной задней лапой, а рядом на боку вытянулся кот. Из-под кота стекала кровь, которая большими красными каплями падала со стола на пол. Кореец сидел, опустив голову в натруженные неутомимые руки, и был недвижим.
— И Го, — тихо сказал Вася. — Папа! — в следующий момент вырвалось у него. — Папа! — парень опустился на колени перед поваром и неумело обнял его за плечи.
Кореец И Го словно очнулся, отстранил Васю, встал, осмотрел стол, на котором лежали заяц и убитый кот. Времени до ужина генерального секретаря с монгольским генералом оставалось уже мало.
«Пока начнут, разомнутся закусками, поедят под водочку с лимоном хан[9]
, тут и поспеет», — размышлял повар.— Вася, обдери кота, — сказал И Го…
Стол был великолепен, а после конной прогулки с генералом аппетит у генерального секретаря был просто ошеломляющим. А приготовлено было как?!
— Да, повезло ему с поваром, повезло, — довольный, размышлял Салчак Колбахорекович. Генералу из Монголии тоже все очень нравилось, и особенно понравился заяц.
— Какой жирный, — покачивая головой от удовольствия, говорил гость, уплетая основное блюдо. — У нас в Монголии заяц не такой.
— Это тувинский заяц! — с гордостью за свой прием, за свое государство, за своего повара — корейца И Го, сказал Тока…
На следующий день, после бессонной ночи, кореец И Го пришел на прием к начальнику личной охраны генерального секретаря полковнику Мергену Оюну и попросил, чтобы его уволили. Уговоры ни полковника Оюна, ни Большого дарги, к которому повар был приглашен, не подействовали. Причину, по которой он увольнялся, кореец И Го никому тогда не сказал.
Лишь через пятнадцать лет, после того как ТНР добровольно вошла в состав России, мой отец, направленный служить в республику и живший на квартире у корейца, узнал про этот случай.