Под покровом ночи

- Выпей молока, Кэсси, - мягко промолвил Ричард.

Кэссиди уставилась на кружку. Да, она знала слишком много, чтобы Ричард мог чувствовать себя в безопасности. Она предала его, разрушила все его планы, и вот теперь, вместо того, чтобы остаться в Англии, он вернулся в Нью-Йорк. Скорее всего - за ней. Чтобы заставить её замолчать. Навсегда.

Возможно, он её отравит. Смертный приговор ему уже вынесен, и Ричард, похоже, совершенно не заинтересован в замене его пожизненным заключением. Казнить больше одного раза все равно нельзя. Если она умрет, никто уже не выболтает его тайну. Марк связан профессиональным обетом молчания, а Салли ради детей Ричарда рискует не только здоровьем, но и самой жизнью.

Да, угроза для Ричарда исходит только от нее. Ему уже случалось убивать ради детей, в этом Кэссиди не сомневалась. Пойдет ли он на очередное убийство?

- И что будет теперь? - спросила она, пытаясь выиграть время.

- Это зависит от ряда обстоятельств. Например - выживет ли Шон. Если он останется жить, то ты будешь настолько поглощена уходом о нем, пытаясь наконец стать идеальной дочерью, что тебе будет не до меня и моих забот. Салли, надеюсь, идет на поправку, но тем не менее Марк будет подыскивать ей замену. Какую-нибудь надежную женщину. Готовую поставить интересы моих детей выше своих собственных.

Кэссиди понимала, что он сказал это вовсе не для того, чтобы её уязвить. Тем не менее Ричард настолько поднаторел в искусстве вить из неё веревки, что даже обычные слова, произнесенные самым безмятежным тоном, ранили её как острый нож.

- А если Шон так и не придет в себя? - словно со стороны услышала она собственный голос. - Вдруг он умрет?

- Вот тогда будешь представлять для меня серьезную угрозу. Горе и незаконченные дела будут разрывать тебя на части, и тогда ты вполне способна наговорить лишнего кому не надо. Этого я не праве допустить.

- И как ты меня остановишь?

- Пока не знаю. Пей молоко, Кэсси.

В голове её вихрем замелькали кадры из старых фильмов. Хичкоковские ужасы, отравленные напитки в руках любовников. Может, как бы невзначай опрокинуть кружку? Или просто наотрез отказаться от молока - не станет же Ричард поить её силой!

Кэссиди медленно протянула руку к кружке, чувствуя на себе жгучий взгляд Ричарда. Молоко уже немного остыло, и от кружки пахло виски. И, кажется, чем-то еще. Незнакомым. Или у неё просто воображение разыгралось?

- Что ещё ты туда добавил? - спросила она, снова пытаясь выиграть время.

- Это самое обычное молоко, - пожал плечами Ричард. - К сожалению, с пониженной жирностью - другого в холодильнике не нашлось. Немного виски. Пара капель миндального экстракта.

- Миндального? - переспросила Кэссиди. Кажется, есть какой-то смертельный яд с запахом горького миндаля. Мгновенного действия.

- Да, миндального, - кивнул Ричард. - Ну и, разумеется, немного крысиного яда, который оставила Бриджит. Надеюсь, вкус не покажется тебе слишком неприятным. Миндаль и виски должны его заглушить. Может, сахарку подсыпать?

Кэссиди нервозно сглотнула.

- Я рада, что ты ещё способен шутить, - выдавила она.

- По-моему, тебе тоже грех жаловаться на чувство юмора, - сказал Ричард. - Хотя оно у тебя и несколько своеобразное. Особенно забавны твои определения любви и доверия. Те, что ты высказала, прежде чем сбежать. Выпей же наконец это чертово молоко, Кэсси, и посмотрим - откинешь ты копыта или нет!

- Может, ты глотнешь первым?

Ричард недоуменно пожал плечами.

- С какой стати? Я не самоубийца.

Кэссиди пристально посмотрела на него. На загадочные бездонные глаза, горько скривившиеся губы. Красивые руки с длинными пальцами. И вдруг словно воочию увидела его ранимую и такую незащищенную душу. И вот тогда она поднесла к губам кружку и выпила, в два глотка почти осушив её.

Поставив опустевшую кружку на стол, Кэссиди с вызовом посмотрела на Ричарда.

- Как долго мне ждать, пока он подействует?

- Не знаю. Я впервые выступаю в роли отравителя. Нож мне куда привычнее.

- Ты ведь получаешь от этого удовольствие, да? - Кэссиди напряглась, ожидая, что вот-вот почувствует первые судороги. - Ты всегда так наказываешь женщин, у которых хватает безрассудства, чтобы в тебя влюбиться?

- Любовь ко мне, милая моя, это не преступление, - быстро ответил Ричард. - И уж тебе тем более не убедить меня, что ты в нем повинна. Любовь это ведь не только замечательный секс. И она не имеет ничего общего с поспешными выводами, верой только в худшее, и бегством от первых же серьезных трудностей.

Ричард наклонился к ней ближе, настолько близко, что их губы едва не соприкоснулись; Кэссиди учуяла не только виски на его губах, но даже ярость, кипящую в его душе.

- Твое преступление состоит в том, что я тебя полюбил. Доверился тебе. Поверил, хоть и всего на несколько сумасшедших часов, что в жизни ещё есть, за что сражаться. - Его губы на какое-то неуловимое мгновение соприкоснулись с её губами, скользнули по ним. - И ещё твое преступление в том, что ты подарила мне надежду, а потом отняла её.