Под покровом тьмы

— Я вам позвоню, — сказала она. — Не звоните сами. Не появляйтесь около моего дома. И не смейте никому рассказывать о нашем разговоре. Я не хочу закончить, как моя дочь. Понимаете?

— Ага, — ответил Гас. — Начинаю понимать.

Они вышли по отдельности — сначала Мередит, потом, несколько минут спустя, Гас. Из машины он позвонил сыщику.

— Вы слышали?

— Ага, — ответил Деке. Его машина стояла в квартале от кафе. — Микрофон работал прекрасно.

— Что вы думаете?

— Я думаю, что кто-то следит за вами.

— Что?

— Я заметил зеленый «меркьюри» напротив гостиницы. Он стоял там все время, пока вы разговаривали с Мередит, а потом отъехал одновременно с вами. Может, это ФБР. А может, кто-то другой.

Гас посмотрел в зеркальце заднего вида. Позади него тянулись три ряда парных огней, но в темноте было невозможно сказать, принадлежат ли какие-то из них зеленому «меркьюри».

— Как по-вашему, они следят за мной или за Мередит?

— Зависит от того, кто эти они. И по-прежнему ли Мередит участвует в этом.

— То есть она может по-прежнему состоять в секте?..

— Вспомните ее последние слова: «Я не хочу закончить, как моя дочь». Интересное совпадение: она использовала почти те же слова, что в подброшенной вам записке.

Гас остановился на светофоре.

— Не думаю, что она связана с сектой, Деке. Вы слышали ее слова через микрофон, но только я видел ярость на ее лице.

Она ненавидит этого Блечмана. А как она насмехалась над его писаниями, подчеркивая, что это не книга, а всего лишь паршивая рукопись. По-моему, Мередит даже простила дочь за сговор против нее. Мне кажется, она винит в этом секту.

— Все это только допущения, — сказал Деке.

— Не думаю, что чрезмерные. Особенно учитывая, что смерть Ширли скорее убийство, чем самоубийство.

— В этом я с вами согласен, — сказал Деке.

— Хорошо. Потому что, если Ширли убили, это может объяснить подброшенную мне сегодня записку.

— Почему?

— Это почерк Бет, и, вероятно, писала она сама. Меня предупреждают, что, если я поговорю с Мередит Бордж, Бет закончит, как и Ширли. Это бессмысленно, если Ширли совершила самоубийство. Но вполне имеет смысл, если ее убили.

— Я бы согласился с вами, если бы Бет подписалась своим именем. Но она подписалась как Флора. Мне кажется, что это сектантское имя.

— В этом-то весь фокус. Кто-то в секте заставил Бет написать записку, намекая, что мою жену убьют, если я поговорю с Мередит. Это означает, что они удерживают Бет против ее воли.

— Или что Бет счастлива быть Флорой в новой сектантской жизни и хочет, чтобы вы отстали от нее. Так как боится, что, если муж и дальше будет шнырять вокруг, сектанты могут решить, что от нее больше неприятностей, чем толку.

— Мне больше нравится моя теория.

— Не будьте так самоуверены, — сказал Деке. — Хотя если вы правы, они убьют ее, как только узнают, что вы говорили с Мередит.

Светофор переключился. Гас свернул на скоростную магистраль.

— Если я прав, ее все равно убьют. Даже если бы я не говорил с Мередит.

57

В старом фермерском доме и днем было тихо, а ночью тишина становилась просто могильной. Время от времени в коридоре поскрипывали половицы. Иногда в старых трубах внутри стен переливалась вода. Включалась и потрескивала печь. Для Бет Уитли это были привычные ночные звуки.

Они — и видеомагнитофон в полночь.

Бет замерла под одеялом. Двуспальная кровать стояла в углу. Она лежала спиной к двери, лицом к стене в комнате без окон. Единственным источником света был экран телевизора. Это продлится всего двадцать минут. Как каждую ночь. В одно и то же время. Последние две недели. Это стало безмолвным ночным ритуалом — и сегодняшняя ночь не была исключением.

Щелкнул замок, дверь открылась. В комнату проникло немного света из коридора. Бет не шевелилась. Дверь закрылась, и в комнате снова потемнело. Тяжелые ботинки протопали по деревянному полу, потом остановились. Она почувствовала взгляд, словно кто-то стоял над ней. Сердце колотилось, но она не смела шевельнуться. После невероятно растянувшейся минуты Бет почувствовала, что посетитель медленно отступил от кровати и сел в кресло перед телевизором.

И, словно по сигналу, началось.

Почти двадцать минут Бет слушала, лежа на боку, спиной к телевизору и ночному посетителю. После четырнадцати ночей она знала запись наизусть. Не видеоряд. Только аудио. Она заставила себя ни разу не бросить взгляд на экран. Пыталась и не слушать, однако это было невозможно. Это была запись какой-то беседы. Мужчина и очень испуганная женщина. Мужчина говорил, как психиатр, сохраняя ровный, профессиональный тон на всем протяжении кошмарного рассказа женщины — рассказа о пытке и ноже, который каждую ночь заканчивался одним и тем же ужасным крещендо.

— Что произошло дальше?

— Он вытащил нож. Очень быстро. Нож резал как бритва.

— Что потом?

— Он спросил меня: «Тебе нравится нож?»

— Вы ответили?

— Нет. Тогда он закричит: «Тебе нравится нож?!»

— На этот раз вы ответили?