— Надо думать, для парня вроде тебя подбирать цыпочек довольно естественно.
— Это было в другой жизни, — улыбнулся он.
— Настоящий сердцеед, да?
— Х-м-м-м-м, было дело.
— А теперь ты… дал обет безбрачия? Том словно сдулся:
— Об этом тебе расскажет Фелисия.
— Я только предполагала, что это часть сделки. Все эти разговоры об отказе от мирских желаний. Секс ведь проходит по той же статье, что кабельное телевидение и мороженое.
Том явно чувствовал себя неловко. Энди спросила:
— Я тебя нервирую?
— Просто мужчинам и женщинам не полагается обсуждать такие вещи. Фелисия тебе расскажет.
— Прости. Мне почему-то легче говорить с тобой. Это ему, похоже, понравилось.
— Правда?
— Ага. Знаешь, бывает, что сразу чувствуешь расположение к человеку?
— М-м, ага.
— Хотя, если тебе неудобно, давай займемся цыплятами.
— Да нет, я не отталкиваю тебя.
— Надеюсь, что нет, — сказала Энди. — Было бы хорошо иметь здесь друга.
— Не думаю, что правила это запрещают. Она бросила взгляд на его сигарету:
— Правила не вырублены в камне.
— Курение — это мелкое нарушение, — сказал Том, защищаясь. — За что-то более серьезное тебя могут вышвырнуть.
— За что, например?
— Например… за секс.
— Почему это так плохо?
— Потому что это не только истощает энергию, но и уводит дальше от источника. Это способ удовлетворения мирских побуждений.
— Значит, вся система веры основывается на воздержании?
— Нет. Она основывается на удовлетворении. Однако оно приходит способами, каких ты никогда раньше не испытывал.
— Если это так удовлетворяет, почему же ты по-прежнему получаешь удовольствие от… ну, например, от курения?
— Потому что я все еще человек. Честно говоря, на самом деле я не получаю от курения такого уж удовольствия. Я просто курю. И так со всем, что привязывает нас к этому миру. Это краеугольный камень философии мистера Блечмана. Он учит, что наши эмоции, наши побуждения, наши желания — они похожи на отголоски.
— Отголоски?
— Ага. При любом деле, при любом переживании первое впечатление всегда самое сильное и приятное. Впоследствии каждое впечатление — лишь повторение, становящееся все слабее и слабее, как отголоски эха, пока мы не оказываемся полностью отключенными от источника энергии. А это и побуждает нас испытать что-то новое.
— Не хочу, чтобы ты считал, будто у меня только одно на уме, но я бы не сказала, что лучший секс в моей жизни был самым первым.
— Пожалуйста, оторвись от секса, ладно? Вспомни, как ты в первый раз увидела океан. Как в первый раз ехала на велосипеде. Как в первый раз летела на самолете.
— А как ты в первый раз убил? Том опешил.
— Я имею в виду цыпленка, — сказала Энди.
— И это тоже работает. Все, что дает ощущение прилива энергии и изменяет уровень излучения. Через некоторое время мы просто теряем чувствительность. Но продолжаем делать одно и то же, надеясь, что сможем хоть мимолетно испытать возбуждение, испытанное в первый раз.
— Ты испытываешь возбуждение от убийства?
— Я не сказал «возбуждение».
— Прости. Мне казалось, сказал.
Он снова занервничал, затягиваясь сигаретой, хотя она дотлела до фильтра.
— Я только говорю, что нам не следует расходовать энергию на повторения. Энергию надо направлять в другом направлении.
— К источнику? — спросила Энди.
— Да. — Том смял сигарету. — Впрочем, нам с тобой не следовало бы обсуждать все это. Я опережаю программу. Ты и так узнала гораздо больше, чем полагается на твоем уровне.
«Гораздо больше», — подумала она.
На горизонте появилась полоса облаков. Золотые лучи утреннего света пронзили дощатые стены курятника. Том смотрел на восходящее солнце, а Энди рассматривала его профиль. Она не могла точно вспомнить, но было в его внешности что-то знакомое. Том заметил ее взгляд, и Энди быстро отвела глаза.
Она взяла ведро и снова занялась делом, наблюдая уголком глаза, как Том методично обходит курятник и отбраковывает слабых.
58
Солнце еще не взошло, а Гас снова копался в гардеробной среди вещей Бет. С тех пор как Уитли обнаружил плоды ее краж, он размышлял, какие еще ключи к местонахождению жены могут скрываться здесь. За прошедшие две недели он изучил драгоценности, фотографии, сувениры и тысячи других мелочей, попавших в выдвижные ящики и коробки, стоявшие вдоль стен гардеробной. Внимательно осматривая все по третьему или четвертому разу, он понял, что эти действия превращаются не в поиск «ключей», а в способ восстановления связи с Бет. Вполне нормально для очередной бессонной ночи.
Но сегодня все происходило по-другому. Что-то во вчерашнем письме Марты Голдстейн задело какую-то струну в памяти. Дело скорее было в самой бумаге, чем в тексте записки. Марта пользовалась весьма редким сортом почтовой бумаги, с необычной текстурой. Где-то Гас уже видел такие разводы. Пролежав несколько часов без сна, он вспомнил, где именно.