«Думай, думай, думай… Я, Панкрат Лукич Сапрыкин – старый, хитрый, жадный говнюк. У меня двое сыновей-балбесов, двое внуков от старшего, страшная – как прелюбодеяние с сушёной мумией царицы Нефертити дочь, зять-чмырдяй – втайне метящий на моё место, керосиновый склад… Большая ответственность! Против всего этого имеется личный враг – этот лысый гадёныш в ношеной кожаной куртке. Ух, какое чувство личной неприязни, я к нему испытываю… Аж, кушать не могу! Как мне его подвести под цугундер?».
Как, как, как… «Закакал», блин. Да, как же?! Ничего не приходит в голову… Может, поджечь его «американскую установку»?
«– Да подложи ты ему свинью», – чуть не выкрикнул я вслух.
Может, я самый тупой попаданец в истории этого литературного жанра – но ничего более умного, чем опять же – подкинуть какой-нибудь компромат самому себе и затем стукануть непосредственно в ГубГПУ, в голову не пришло.
А как подкинуть?
И, тут как ледяной душ: да проще чем мне – Сапрыкиным!
Ведь, у Отца Фёдора не дом – а проходной двор. Единственное отличие: у меня априори – не может быть своего «чмо». Ни я, ни мой названный отец – под эту психологическую категорию, категорически не подходим и никакого компромата против себя подкладывать не будем.
Раскрываю глаза пошире:
– Отец! В последнее время у нас никого постороннего не было?
Тот, прихлёбывая из чашки чай с сахаром прикуску:
– «Посторонних» у нас никогда не бывает – только прихожане.
Неправильно поставленный вопрос был, на ходу исправляюсь:
– А из прихожан тех – кто никогда носа не казал в церкви и лба лишний раз не перекрестит и, вдруг – рвением религиозным обуян стал?
Тот, несколько встревожась:
– Гринька Старожухин, разве? Последний раз вчера приходил.
– Кто это? Не сапрыкинский ли родственник?
– Да, это его старшей снохи деверь… Брат жены её брата, то есть… Что случилось, сынок?
У меня дыхание перехватило от возмущения:
– Да… Да… Да, как ты его только на порог пустил!
– Для меня все равны, – хватается за сердце, – все прихожане…
– Слышал, слышал и не раз: «В царстве моём нет ни эллина, ни иудея…». После чего Христа распяли римляне по наущению соотечественников-жидов. Где он был – тот «деверь»?
– В Храме… Чуть лбом… Не прошиб…
Соображаю, как в горячке: «В церкви народ всегда бывает – когда она открыта. Бабки, дедки богомольные бдительно следят за каждым шагом и соблюдением всех положенных ритуалов… Незаметно что-то подсунуть – весьма проблематично».
– В избу ты его пускал? Куда именно?
– Здесь, в светлице… Беседовали, потом я предложил почаёвничать… Как обычно – ты же знаешь…
– Он оставался здесь совершенно один?
– Было пару раз… Пока за самоваром ходил он был один… Потом ещё раз…
Однако, вижу ему совсем плохо! Бегом в церковь, даже не одевшись, хватаю в своём схроне «роялистое» сердечное и так же бегом обратно. Прибегаю, сую Отцу Фёдору таблетку нитроглицерина под язык и приступаю к шмону.
Принести самовар – это где-то пару минут. Хотя нет, больше – Отец Фёдор ходит не торопясь и любит на кухне «яйца почесать» лишний раз… Куда можно спрятать что-нибудь бумажное в трапезной за пять минут? …Разве за иконами? В книгах? В комоде с посудой?
Здесь ничего нет! Здесь пусто! Опять ничего!
Я в панике…
СУНДУК!!!
Большой, старинный дубовый сундук стоит в углу под образами. Чтоб заправить лампадку, Отец Фёдор встаёт на него. Внутри же, все оставшиеся после канувшего лихолетья нехитрые семейные ценности и, «смертное» – что названный отец мне как-то показывал, говоря: «Вот в этом, меня рядом с матушкой Прасковьей Евдокимовной и похоронишь».
Блин – сундук заперт и подобрать ключ дело явно не на пять минут. Оглядываю со всех сторон – между ним и стеной тоже ничего нет.
А если под него? Пытаюсь поднять – я же знаю, что наполовину пуст после лихолетья… Ох, какой тяжёлый! Нет, не смогу.
– Отец, – тяжело дыша от напряжения, вытираю выступивший со лба пот, – этот сапрыкинский «деверь» – мужик здоровый?
– Нет, – тот явно оживает от действия лекарства, – немногим шире тебя, но росточком поменьше… Не поднять ему мой сундук.
Так, так, так…
Внимательно осматриваю кованый висячий, старинный замок. В принципе – незатейливо-нехитрая конструкция! Я б его влёгкую открыл, если бы было чем…
Отмычка?
– Отец! А кто по профессии – этот сапрыкинский «деверь»?
– Не знаю точно, но он городской – кажись с какого-то завода к нам в Смуту перебрался. Другие говорят, мол каторжанин – «птенец Керенского», по амнистии весной 17-го с каторги освободился… Одно время с нашими большевиками яшкался, да те его прогнали – украл дескать что-то. Разное про него болтают. А сейчас у него своя мастерская – примусы чинит, замки… Кустарь-единоличник, в общем. …Ты думаешь?
– «Думать» раньше надо было – сейчас надо скакать! Отец! Быстро мне ключ!
– В моей с матушкой спальне – посмотри под периной.
Большими скачками несусь в семейную спальню. Ой, какая огромная и тяжёлая перина – под неё пулемёт станковый с полным боекомплектом можно спрятать, не токмо ключ…
ВОТ, ОН!!!
Лечу обратно, ковыряюсь ключом в замке…
Да, что за чёрт!