Под прицелом войны

Из бронебойных, расплющив и содрав оболочку, мы доставалы прекрасные стальные бойки, которые годились для многих целей. Особенно для стрел лука. Разрывные лучше было не трогать. Однажды, приняв по ошибке такую пулю за бронебойную (подвела облупленная краска и мой дальтонизм, о котором я пока не подозревал), я привычным способом пытался ее «раздеть». Положил на камень – тот самый, под окнами дома, и ударил сверху молотком. Тут же грянул взрыв. Именно взрыв, а не выстрел! Я поначалу просто опешил, впервые столкнувшись с подобным явлением.

Пуля, к величайшему изумлению, словно испарилась. Только что лежала вот здесь перед глазами, и уже нет. Хорошо, что хоть не задела.

Неприятности с патронами на этом не кончились. На припрятанный нами склад случайно наткнулась мама и выбросила все наше богатство в бывшую орудийную яму с водой. Устроив при этом нам с братом основательную взбучку.

А последнюю мою военную находку – небольшую мину от советского миномета – обнаружил уже отец. Черт дернул меня взять ее когда-то в зарослях ивняка на болотце! Проходил мимо, собирая грибы, и не удержался. Дома ткнул впопыхах под утеплительную соломенную стенку хлева, думая перепрятать потом понадежнее. И забыл.

Весной папа стал разбирать потихоньку солому на подстилку. Постепенно добрался до нижних рядов, а там – мина. Брат давно уже лечился в санатории, так что злоумышленником мог быть только я. Раздражению отца не было границ. Как артиллерист, он хорошо разбирался в боеприпасах.

– Ты думаешь, это игрушка? – кричал он в гневе. – Разорвет – и пикнуть не успеешь! И дом еще по твоей милости разнесет!

Никогда не видел мягкого по натуре родителя таким грозным. Чувствуя вину, я стоял, понурившись, и молчал. Как нашкодивший щенок. За такие штучки другой вздул бы и ремнем, но папа избегал крайностей. Чаще по мягкому месту доставалось от матери.

Окончательную точку нашим утехам поставили саперы. Однажды они появились в окрестностях с миноискателями и мотками бикфордова шнура. Остатки снарядов, мин, гранат, запасных взрывателей всякого рода были свезены ими в две большие воронки от авиабомб и подорваны. Мы тут же ринулись посмотреть, насколько они углубились. Но были остановлены строгим окриком:

– Назад! Мало ли там что еще осталось!

Обследование пришлось отложить до поры, когда суровые дяди покинут деревню и ничто уже не помешает забраться внутрь.

После ухода военных в полях кое-что еще попадалось. Но по мелочам. Вроде патрона или запала от гранаты, которые миноискатели не слишком отличали от многочисленных осколков. Прежнего стреляющего изобилия уже не стало. Смерти и ранения резко пошли на убыль. Последним из мирных жителей погиб тракторист. Во время вспашки машина его наехала гусеницей на лежащую в земле противотанковую мину. Люди наверняка не раз наступали на нее, но их вес она выдерживала. А вот на многотонную тяжесть, на которую, собственно, и была рассчитана, тут же среагировала.

Я затронул здесь только детские проделки. Но боеприпасами в наше время интересовались все, кому не лень. Толом и гранатами взрослые повсеместно глушили рыбу, нередко и сами жестоко калечась при этом. Все-таки не профессионалы во взрывном деле. Длину бикфордова шнура рассчитывали «на глазок». Случалось, что взрывчатка взрывалась в руках браконьера.

Многие обзавелись брошенным огнестрельным оружием, которое нередко использовалось и в преступных целях. Я знаю такие случаи, но это тема отдельного разговора.

Должен здесь признаться, что, следуя увлечениям той поры, мне рано довелось познакомиться со стрелковым оружием. В частности, с очень модным тогда пистолетом «ТТ». И научиться из него неплохо стрелять. В бумажные мишени. А в девятом классе, возвращаясь после экзамена по изрядно надоевшей нам экономической географии, мы поставили учебник на шоссе и палили в него по очереди (бедная Дора Владимировна, знала бы она, что делают ее питомцы). Пистолет принадлежал одному из школьных товарищей. Куда он его потом дел, не знаю. Но патроны закончились еще при мне.

Работая после школы «избачем» (заведующим избой-читальней), я и сам мог получить пулю из такого оружия. Применить его пытался местный глухонемой, которому в разговоре жестами померещилось, что мой друг его обидел. Но заряжая пистолет, он спьяну уронил на пол единственный свой патрон. И пока шарил руками под лавкой, мы рванули за дверь. Ответить на такой веский «аргумент» было нечем.

Ах, война! Что ты сделала, подлая?
Стали тихими наши дворы.
Наши мальчики головы подняли,
повзрослели они до поры.

Так поется в известной песне. Она не о нашем поколении, а о юношах, уходивших девятнадцатилетними на фронт. Но последняя строчка справедлива и для нас. Мы тоже рано взрослели, ускоренно вылезая в те тяжелые годы из детских штанишек. Многие же так и остались в них навеки еще в военную пору. Пуля-дура ведь не выбирала, кто перед ней.