Под прицелом войны

Началось спешное формирование обоза с гуртами общественного и частного скота. Каждой семье выделили повозку с обручами, на которые натягивали матерчатый тент, и пару быков в упряжку. Пятнадцать подвод нагрузили пшеницей. В свою возилку (так люди называли подводы) мы положили два бочонка соленой брынзы, 40-литровую флягу воды и совсем немного одежды (ее просто не было) и тронулись в путь.

Повозки с людьми двигались дорогами, а скот степью. Первые дни шли довольно быстро, без задержек, делая в день по 15–20 километров. У Большой Мартыновки повернули на Буденновскую. Здесь, у так называемого «Громового колодца», сделали остановку. Поили скот, готовили еду. Но поскольку Буденновск уже неоднократно немцы бомбили, военные посоветовали здесь не задерживаться и уходить поскорее дальше.

В районе Пролетарской на пути обнаружилась глубокая просторная балка. В ней удобно расположился скот и весь наш обоз. Уже в сумерках подошла какая-то воинская часть. Слышно было, как рычали машины. Потом все стихло. И вдруг с той стороны через наши головы полетели снаряды. Обнаружив наше соседство, военные посочувствовали и дали уже знакомый нам совет: двигаться побыстрее дальше.

– Немец обязательно откроет ответный огонь, – заверили они. – И нам не поздоровится.

Пришлось спешно собираться. Отойдя несколько километров, услышали за собой взрывы. Военные оказались правы – гитлеровцы отвечали огнем.

У станции Пролетарской пришлось перегонять всю огромную массу скота через железную дорогу. Для этого специально связались с железнодорожным начальством. По их просьбе прибыл взвод красноармейцев, которые образовали коридор, чтобы скот шел строго по переезду. За станцией подошли к немецкой концессии. Аккуратные домики с крылечками, кольцом обступавшие обширный хозяйственный двор, были пустыми. Решили здесь заночевать. Животных загнали во двор, а сами стали устраиваться в домах. Но отдыха не получилось. Только расположились, как прибыли трое военных. Из разговора со старшим стало ясно, что наши войска готовятся оставить станицу Пролетарскую. Снова пришлось сниматься и ночью идти дальше. Напряжение не покидало людей. Все время где-то бомбили, нужно было спешить.

Как-то под вечер пришли на усадьбу то ли колхоза, то ли совхоза. Совсем недавно здесь похозяйничал фашистский самолет. В сумерках в траве белели раненые и мертвые гуси. Было жалко смотреть на бедную птицу.

Не доходя до Ремонтного, остановились табором. Старший по обозу Кузнецов К. поехал в город за указаниями. Все ожидали, что дальнейший путь будет лежать на город Элисту, но выяснилось, что и Элиста может быть вскоре занята немцами. В результате нам дали направление на северо-восток, в сторону Волги. Через Калмыцкие степи.

Это был самый трудный переход. Чахлая сухая трава на корм и безводье ослабляли скот. Колодцы и водопои, которые рыли шедшие впереди саперы, осушались животными и людьми очень быстро. Под копытами массы скота вода в мелких источниках быстро превращалась в грязь. Участился падеж овец, коров. Даже мощные и грозные бугаи, быки-производители становились жалкими и худыми, готовыми пить воду даже из фляги.

На дорогах стояли брошенные трактора, комбайны, другая сельскохозяйственная техника. Бродил бесхозный скот. Тех животных, которые еще не слишком одичали, приобщали к общему стаду. Палящее солнце, пыльная дорога, монотонное движение быков – так выглядело наше обозное шествие. Мы с братом одни в «возилке». Он старший, ему уже семь лет, поэтому ему, как говорится, и вожжи в руки. «Цоб-цобе! Цобе-цоп!» – то и дело вскрикивает Алик, управляя упрямыми животными. Мать верхом на лошади где-то в степи гонит скот.

Однообразие езды надоедает. Временами я соскакиваю с повозки и с удовольствием шествую рядом. В степи много змей всех видов и размеров. Однако это никого не смущает, особенно когда надо собирать веточки, палочки и сухой помет для вечернего костра. Ночами вокруг отдыхающего стада бродили и тоскливо выли волки.

В начале сентября подошли к Волге. Уже задолго до ее берегов в степи начал чувствоваться тошнотворный запах. На пути все чаще стали встречаться вздутые туши коров, лошадей, овец. Эта дорога была общей для прогона эвакуируемого скота. Обозы, видимо, бомбили и обстреливали немецкие самолеты. Чем ближе к Волге, тем гуще был насыщен воздух запахами гниения. Им невозможно было дышать.

Переправа через великую русскую реку предполагалась у села Никольского. Пройдя от него справа, сосредоточились у берега в кустах. Село часто бомбили, поэтому жители покинули его и где-то попрятались. Дома открыты, в печах хлеб, покрывшийся плесенью. Из разбомбленной баржи вниз по течению плыла нефть и, разливаясь, горела прямо на воде.