Под ризой епископа

Исключительное положение текущего момента заставляет нас быть начеку. События последнего времени еще раз подтверждают, что есть темные силы, коим колхозное строительство кажется страшнейшим злом. Весьма тревожным является то обстоятельство, что на службу в советские учреждения проникают чуждые элементы.

Из служебной записки

— Что же ты сегодня не в жилетке? — спросил Ковалева начальник.

— В какой жилетке? — не понял тот вопроса.

— В той, в которую плакать собираешься.

Ковалев чуть покраснел: ни плакать, ни радоваться пока еще нечему.

— Каждый день добываю что-то новое, а конца-краю не вижу. С утра до вечера одни расспросы да хождения по деревням.

— Э, братец, — Быстров хитровато прищурился. — По глазам вижу, чего-то ты не договариваешь.

— Есть немножко, товарищ начальник, — согласился Ковалев, обрадованный тем, что наконец-то получил возможность высказать мысли, не дававшие ему покою много дней.

— Как бы это вам сразу объяснить и ввести в суть момента. Дело тут одно получилось… неважнецкое.

— Говори прямо, без обиняков, должен знать — не люблю, когда водичку льют.

— Тогда так: в Костряках я квартирую у Шубиной Ефросиньи. Ее недавно судили, хотя и не осудили.

— За что?

— Оговорили в краже мешка с зерном из колхозного амбара.

— То есть что значит: оговорили? Кто, зачем? Суд — я сужу по твоему «не осудили» — разобрался, чем же ты не доволен? И при чем тут я? Обжалуй в высшие судебные инстанции, законы знаешь. Или считаешь, без оснований оправдали?

— Да нет, меня заинтересовало другое: почему и для чего оклеветали.

— Считаешь, что это может иметь отношение и к твоему делу?

— Вполне возможно, жену председателя тоже больно оговорили.

— И чего же ты хочешь?

— Я хотел бы посмотреть следственное дело, по которому ее пытались обвинить. Вы понимаете, товарищ начальник, она такая, что никогда и ничего украсть не может, она очень прямодушная. Я очень хорошо ее знаю, верю ей.

Начальник снова прищурился:

— Ну, добро. С этого бы и начинал.

— Понимаете, над ней вначале устроили самосуд, избили. Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы не вмешались комсомольцы и председатель сельсовета Саблин. Так вот, возможно, мне удастся установить, кто заварил эту кашу.

— Резонно. Считай, что убедил. Хотя не упускай из виду, что бывают и случайные совпадения. И помни: времени у тебя мало. Вот полюбуйся, коли уж сам заявился, — Быстров пододвинул бумагу. — В твой огород камушки.

Ковалев стал читать:

«Надо передать слугам сатаны, чтобы они больше не ездили в Костряки, не копалися в старых делах. Прихожане истинно православной церкви все видят, но греха не вкусят. А кто приедет, того ждет то же, что и председателя колхоза Романова. Поклянемся же перед господом богом, что в противоборстве со слугами сатаны выполним любой его наказ…»

— Это что же? Церковная листовка?

— Анонимка, случайно оказавшаяся в районном отделении милиции. Прочитайте еще и на обороте. — Быстров перевернул листок.

«Скоро будет огненный дождь, начнется светопреставление, свет канет в бездну. И кто не будет иметь письма, а будет помогать коммунистам, того сила господня сурово покарает. Аминь!»

— Не помешаю? — войдя, спросил невысокого роста мужчина в штатском, склонный к полноте и годами постарше начальника.

— Никак нет, — ответил Быстров.

— Начальство, над чем-то задумалось глубоко? Стука не слышит, — сказал вошедший, здороваясь за руку. — Есть новости?

— Есть, — Быстров подал листовку Чекову, секретарю обкома партии, которого Ковалеву уже приходилось встречать, но не так близко. Секретарь пробежал глазами по бумаге.

— Вот, значит, как! Кого же они пытаются припугнуть?

— Должно быть, нас прежде всего, чекистов, — ответил Быстров. — Вон как возвеличивают — слугами самого сатаны называют.

— Что ж, можете гордиться, — полушутя сказал Чеков, потом сел на стул и уже серьезно добавил: — Значит, зашевелились. Еще что?

— Еще вот идет у меня разговор с Димитрием Яковлевичем, уполномоченным по делу об исчезновении председателя колхоза Романова.

— Что-то важное случилось в Костряках? — насторожился Чеков.

— Квартирную хозяйку его судили, — ответил за Ковалева Быстров.

— И что же? А ну, рассказывайте.

— Якобы за кражу колхозного зерна, — включился в разговор Ковалев. — Но у меня сложилось мнение, что это дело было кем-то ловко сфабриковано.

— Доводы? — Быстров энергично поднялся из| за стола. Он вообще не умел долго сидеть.

— Пока одна только интуиция, — ответил Ковалев.

— Но ведь руководствоваться одной интуицией, а более того личными эмоциями нам не положено. Это, конечно, на курсах вам говорили?

— Стоп, стоп! — вмешался Чеков. — У вас есть основания сомневаться в квалифицированности действий товарища Ковалева?