В кабинет вошел секретарь отдела и положил на стол Ковалева бумагу: «На ваш запрос отвечаем, что в деревне Таежной осенью 1919 года действительно был случай, когда в бою гражданин Саблин заколол штыком своего младшего брата. Этот факт подтверждают очевидцы и сам Саблин, по сей день проживающий в родной деревне». Это был ответ на запрос, отправленный в далекую Сибирь, о подтверждении личности Саблина.
— Вот так штука! — чуть не присвистнул Ковалев и, выйдя из оцепенения, поспешил к Быстрову.
Начальник тоже был озадачен сообщением и тут же позвонил Чекову.
После недолгого разговора с секретарем обкома в его кабинете, прямо оттуда, Быстров позвонил дежурному, передал указание об аресте Саблина. Вскоре двое верховых ускакали по особому заданию.
Ковалев в ожидании сообщений из сельсовета не находил себе места. «Кто же ты, Саблин? — думал он с досадой. — Ловко же замаскировался! Подумать только, до каких пор всех за нос водил». Но что более всего злило уполномоченного: он встречался с Саблиным больше всех, и он, простак, поверил его россказням. Теперь у Ковалева не было сомнений в том, что «С» в перехваченной записке — это и есть он, Саблин. Следовательно, Саблин — один из участников заговора, возглавляемого в Ижевске епископом Синезием. «Ну, что ж, поговорим в иных обстоятельствах, „председатель!“» — подумал Ковалев. Ход его мыслей прервал телефонный звонок. Докладывали чекисты, посланные арестовать Саблина.
— Саблин сбежал в неизвестном направлении, забрав казенные деньги и печать.
Телефонная трубка застыла в руке Ковалева. Через некоторое время он пошел к начальнику и с виноватым и расстроенным лицом доложил о случившемся.
— Где его искать? Как вы предполагаете? — советовался Быстров с Ковалевым, хотя тот считал, что заслуживает серьезного взыскания.
— Поручите мне, товарищ начальник! Я его найду, из-под земли достану.
— Вот это зря, товарищ Ковалев: из-под земли нам Саблин не нужен. Лучше допросите-ка еще раз Аксинью Ложкину. Сдается мне, что и в убийстве Федора Романова не обошлось без нее.
Ковалев вернулся к себе в кабинет и приказал привести Ложкину. Через несколько минут в сопровождении конвоира в кабинет вошла Аксинья. Она осторожно села на стул, предложенный уполномоченным.
— Расскажите, что вам известно об убийстве председателя колхоза Федора Романова.
Арестованная молчала минуту, другую, третью. Потом разрыдалась. Ковалев поставил на стол перед ней стакан с водой.
— Выпейте, успокойтесь. Рано или поздно вам придется рассказать и об этом. Не тяните. Епископ Синезий уже арестован. Арестованы Кожевин, Филипп Волков, Крюков, Вострокнутов и другие. Не расскажете вы, расскажут они, а это не в вашу пользу, вы уже будете не первая.
— И святой Филиппий? — плечи старухи постепенно перестали вздрагивать, она отодвинула стакан с водой и твердо сказала: — Я ничего не знаю, отрок, понапрасну теряешь время и тешишь себя надеждою. Они попались — пусть и отвечают. У меня был только один грех, о нем ты знаешь.
Ковалев понял, что с ней ему придется нелегко.
— Подумайте, гражданка Ложкина, нам уже многое известно, — предупредил еще раз Ковалев, — Учтите, что всех остальных сейчас тоже допрашивают.
— Да я-то не убивала, — вырвалось у Аксиньи.
— А кто же?
— Вострокнутов.
— А еще кто?
Рассказ богомолки увел Димитрия в далекие годы гражданской войны.
…Казачий белогвардейский эскадрон, расквартированный недалеко от реки Вятки в большом селе, был полностью уничтожен, чудом уцелели тогда его командир поручик Храмов да подпоручик Вострокнутов, уроженцы Сибири.
Прошли годы. Кончилась гражданская война. Но ни Храмов, ни Вострокнутов не рискнули вернуться в родные края: слишком многие знали об их кровавых делах. Так вот и остались они в приуральских местах. Все устроилось благополучно. Перестали сниться чекисты. Успокоился с годами Вострокнутов. Он через своих дружков узнал, что в области начала действовать церковная организация ИПЦ, к которой примкнули разные отщепенцы, бежавшие из ссылки кулаки, такие вот, как он, бывшие белогвардейцы.