Под русским знаменем

С малого редута ясно слышно было, как всюду, будто взрывы невидимого вулкана, вспыхивали «ура!» подходивших к главному редуту колонн. «Ура!» раздавались всё ближе и ближе, и вместе с этим Горний Дубняк всё чаще и чаще начинал вздыхать на все стороны своим чудовищным зевом, с каждым этим выдохом извергая тысячи пуль, гранаты и картечь. Гренадеры, уже привыкшие к этому аду, свыклись с мыслью и о непременной гибели. С новым кличем «ура!» бросились они с занятого ими редута по отлогому склону холма на страшную, не знавшую ни порчи, ни утомления живую митральезу на его вершине. Изумительной оказалась привычка к смотровой службе. Несмотря на пыл боя, на явную опасность, эти, обрекавшие себя на смерть удальцы, шли правильным строем, которому не изменили даже попав под губительный огонь турок. Но увы! Свинцовый град одолеть было невозможно. Горний Дубняк в самом деле оказывался защищённым стеной из нёсшихся вперёд свинца и железа. Перебежать приходилось всего 80-100 саженей, но эта часть пространства оказалась настоящим адом на земле. Лишь только шарахнулись в сторону откинутые огнём Горнего Дубняка удальцы, на том месте, где только что были они, сразу выросла гора человеческих тел. К грохоту пушек, хлопанью ружей, свисту и жужжанию пуль теперь прибавились ещё стоны, вопли и крики раненых, торжествующее «алла» турок. Всё это слилось в один хаос звуков, и этот хаос производил такое впечатление, как будто разверзшаяся земля вдруг породила какое-то невидимое, адски стонущее чудовище, надрывавшееся в своём последнем издыхании...

Юлиан Викторович Любовицкий, видя возвращение назад своих гренадеров, попытался было возбудить их опять своим примером.

— Барабанщик! За мной! — закричал он и кинулся с насыпи малого редута прямо под пули.

Следом за командиром, не отставая от него, кинулся барабанщик Рындин.

— Бить атаку! — загремел полковник.

Но увы! Барабан молчал...

Рындин, убитый наповал, растянулся у ног своего командира... Любовицкий остался один под свинцовым градом... Но присутствие духа не изменило герою. Он схватил барабан Рындина, накинул ремень на плечо, поднял палочки, чтобы самому ударить сигнал атаки. Но и у него барабан не издал ни звука. Турецкая пуля пробила плечо храбреца, и руки его беспомощно повисли. Забывая страшную боль, Любовицкий подошёл неспешным шагом ко рву ставшего русским редута и приказал ударить атаку одному из барабанщиков, лежавших там за прикрытием... Теперь барабан загремел, и, заслышав его, из рвов, ложементов, из-за насыпей посыпались на проклятое место гренадеры. Только тогда Любовицкий, изнемогавший от потери крови, приказал отнести себя на перевязочный пункт.

«Ура!» между тем гремело со всех сторон Горнего Дубняка. Штурмующие колонны подбирались всё ближе и ближе. Живая митральеза на холме лила на них убийственный град. Напрасно кидались под него удальцы. Финляндцев, павловцев, москвичей, стрелков постигла участь гренадеров. Когда они двинулись на штурм, казалось, ожил и заговорил весь холм. По скатам его всюду, кроме ровиков для стрелков, понаделаны были соломенные заслоны. Невидимые наступающим стрелки били отсюда прицельно. Офицеры падали один за другим. Из свиты начальника 2-й дивизии графа П. А. Шувалова к концу боя остались только двое. Оба бригадира той же 2-й дивизии генерал Зедделер и Розенбах были тяжело ранены. Командир Финляндского полка генерал-майор Лавров[60] был ранен смертельно. Жертв всё прибавлялось, и в то же время этот ад всё более разгорался. Со стороны Плевны нёсся сплошной, не смолкавший ни на мгновение рёв орудий — там Скобелев кинулся на турок, чтобы не допустить их выйти на помощь Горнему Дубняку. Выстрелы гремели и под Дольним Дубняком, и под Телишем, в особенности со стороны последнего, где разгорячившиеся егеря полезли на штурм, забывая, что их только один полк против превосходнейших сил неприятеля. Гурко потребовал из резерва измайловцев и пустил их в бой.

— Помните ваших дедов — героев Бородина! — кричал он им, когда они проходили мимо него.

Измайловцы только крестились на ходу.

Скоро их дружное «ура!» уже гремело под Дубняком. Полки у страшного редута все перемешались. Наконец свершилось невозможное: генерал Гурко получил известие, что штурмующие колонны одолели «стену» из пуль, прошли через огонь и добрались ко рву, опоясавшему турецкий редут...

Наступил решающий момент боя; оставалось только перейти ров. Но перейдён он не был, ибо каждая попытка сделать сей последний шаг кончалась сотнями смертей.

Живая, нахлынувшая было волна разбилась о турецкую твердыню и отхлынула от неё прочь...