— Да, зато теперь — теперь он молодей! Мне рассказывали, как он шёл по Усть-Юрту. Сколько предусмотрительности выказал наш (это «наш» произнесено было с особенно сильным ударением) Скобелев, какую гигантскую силу воли он проявил!.. Я не ошибусь, если скажу, что он был душой своих солдат. Он сумел обратить этих маленьких людей, незаметных, сильных только своей массой, каждого в великана. И знаете, как он это сумел? Он на деле показал этим маленьким людям, что он любит их, как самого себя, даже больше самого себя. Он заботился о них, об их малейших удобствах. Разве не показали им эту заботу намотанные через плечо кишки с водой? Благодаря предусмотрительности начальника в авангардном отряде всегда было больше воды на переходе, чем в других колоннах. В те мгновения, когда последние силы покидали человека, у него оказывалась под рукой драгоценная живительная влага. А на привалах у колодцев? Кто последний подходил к воде и получал её ровно такую же порцию, какую получал каждый из солдат? Начальник колонны! А эта щеголеватость, даже франтовство в походе, за которое все товарищи высмеивали нашего молодца? Да оно оказывало такое воздействие на массу, что оказалось сильнее всяких принуждений и угроз... А последний случай, это исправление моста на Ката-куныр? Заметьте, мост исправлен не сапёрами, не понтонёрами, а простыми казаками. Зачем? Мы с вами скажем: «Для пользы общего дела!», а солдат скажет: «О нас, родимый, позаботился, вспомнил, что мы по пескам переходы сломали, так сам потрудился, чтобы нас с устатку не утруждать»... Вот что скажут! А когда понадобится, кинутся за потрудившегося для них «родимого» на верную смерть: «за евоное добро, значит, в отплату!». Мне скажут, что всё это мелочи, а если мне так скажут, так я отвечу, что и в этих мелочах уже кое-что видно... Что, не знаю ещё сам, а думаю, что скоро наш молодой товарищ многих из нас обгонит... Что же! Давай Бог! Руси православной такие нужны... чу!
Генерал смолк.
«Разгулялся, расплескался православный тихий Дон» — так и разлилась над бивуаком перенятая у донцов Сунженскими казаками песня.
— Это наш авангард! — генерал посмотрел на часы. — Менее чем в полчаса казачки изготовились... Ай да молодцы! Кто из офицеров со Скобелевым?
— Сотник Старицкий и есаул Афанасьев, ваше превосходительство! — доложил начальник штаба.
— Лихие офицеры, горячие головы! Как бы не переусердствовали только! — и генерал вместе со своими свитскими пошёл готовиться к выступлению.
У Скобелева было по сотне сунженцев и оренбуржцев. Последними командовал есаул Пискунов. Казаки выступили с бивуака, как это всегда бывало у Скобелева, с песнями. Сам начальник авангарда ехал во главе казаков.
— Добра джигит! — кивали глядевшие на него киргизы. — Таких у ак-падишаха немного!
Отведя авангард от бивуака, Михаил Дмитриевич созвал к себе старших своих офицеров. Ему было известно, что городок Ката-куныр занят хивинцами. Несомненно, что там уже хивинские лазутчики уведомили о наступлении русских. Следовало спешить, чтобы не дать неприятелю времени испортить мост на Казавате. Впереди ждали бугристые пески Чукур-кум, пересекавшие путь отряду во второй половине, но зато пройти предстояло всего около семнадцати вёрст. После недолгого совета Скобелев выслал вперёд сотника Старицкого с сунженцами, приказал ему добраться как можно скорее к переправе. У сунженцев были лучшие лошади, и скоро они умчались от отряда, шедшего на рысях по дороге. Прошло немного времени, а уже в той стороне, где была переправа, затрещали выстрелы. Старицкий верстах в трёх от города с разбегу наскочил со своими казаками на неприятельский пикет. Хивинцев оказалось с полсотни. Они дали залп по казакам и кинулись наутёк к уже ясно выделявшемуся у канала Ката-куныру.