Под сенью цветущей яблони (СИ)

  На каждое равноденствие Хранительнице шили новые торжественные одеяния: зимой белые, летом золотые. Портнихи, три сморщенные карлицы - сестры Надоеде - знали своё дело от кроя до последнего стежка, но не могли нарушить традицию и шить без Хозяйки Леса. Хранительница стояла, подняв руки, посреди комнаты в луче яркого серебряного света, который лился из слюдяного оконца в потолке. По стенам стояли цветочные кадки, мягкий мох устилал пол - всё служило только уюту и умиротворению. Девочка напряжённо пыхтела. Она опаздывала: в девять вечера начиналась её любимая радиопередача. Люди в приёмнике заканчивали суетные разговоры о надуманных проблемах и принимались за рассказы в лицах. Ведущие говорили, что те истории выдумка, но для девочки они были самыми что ни на есть взаправдашними. Или правильнее так: всё людское - и новости, и рассказы - были одинаково ненастоящими, но вторые говорили о самом важном и интересном, причём безо всякой шелухи 'новостей', в обратном не смогли бы переубедить девочку все ведущие на свете.

  Начало девятого. Девочка притоптывает ногой. Карлицы степенно исследуют Хозяйку мерными верёвочками с узелками, обворачивают один слой ткани за другим, сметывают всё наживую. Надоеда молча стоит в углу. Духота.

  - Я устала, давайте продолжим завтра.

  Швеи со всем почтением выслушали просьбу-приказ, но молча продолжили ритуал: есть вещи в Лесу древнее Хранительницы.

  Жужжание - откуда-то взялась муха. Бесцеремонная, она летала от фигуры к фигуре, пыталась подлезть под пальцы и осмотреть первой будущее парадное одеяние. Девочка схватила нахалку и сжала кулак, панцирь мухи захрустел. Швеи подняли головы в чепцах - не из-за звука, конечно, его никто кроме девочки не слышал, - а от резкого, нервного взмаха, но тут же продолжили своё колдовство. Девочка выдохнула, извинилась мысленно перед мухой и разжала ладонь. Муха, живая и невредимая, улетела прочь. До девяти вечера оставалось двадцать минут.

  Она успела. То ли портнихи сжалились, то ли и вправду закончили на этот раз, но уже в девять ноль одну Девочка была у Яблони и доставала из-под корня полупрозрачный свёрток. Гостья привезла и клеёнку, и батарейки. Клеёнка Девочке не нравилась, какая-то мёртвая. Не сказать, что батарейки были живыми, но им, железякам, так и полагается. Тем более что они нужны для приёмника. Клеёнка тоже, конечно, нужна, но... Впрочем, отрицать пользу клеёнки Хранительница не могла. И в этом суть людей: всё у них хоть и мёртвое, но полезное.

  Радиоприёмник сразу проснулся от щелчка кнопки, заиграла заставка передачи.

  Она и правда успела.

  Звуки выпрыгивали из динамика и, плавно раскачиваясь, разбредались по поляне, устраивались в ветвях Яблони. Девочка села, привалившись спиной к стволу, и погрузилась в спектакль. Над её головой в ветку вцепился любопытный снегирь, силясь понять, про что рассказывала коробка. Вокруг Хранительницы начал подтаивать снег, воздух посырел, как весной, а снежные покровы Яблони вдруг стали напоминать цветы. Будто вернулись старые-добрые времена.

  ***

  Гостья приехала! Девочка изо всех сил делала вид, что не заметила, как она появилась на полянке, и старательно заглаживала бока снеговика. Гулкий удар по маске, сдвинутой набок, - и Девочка носом воткнулась в своё творение, а по поляне разнёсся победный крик. За первым снежком последовал второй, третий, четвёртый: Гостья и не думала останавливаться. Под таким градом Хранительница не могла ничем ответить. Её провели! Уже не обращая внимания на удары, она подняла руки к небу и смахнула ветром с деревьев снег. В один миг вместо девушки вырос огромный сугроб - только оранжевая варежка торчала.

  Снег забрался за шиворот, спрятался в волосах, налип на платье с маской, и Хранительница неспешно приводила себя в порядок. Только закончив, она заметила, что никто не вылез из сугроба, и варежка как торчала, так и торчит. Сколько прошло: полминуты, минута? Не больше ведь!.. И свет померк. Вокруг была уже не поляна, полная солнечных зайчиков, а ночная чаща. И тени травили девочку словно дичь. Видение исчезло, как только она оказалась у сугроба. Она вместе с ветром разгребала снег, рыла ладонями, лишь бы быстрее справиться. Сначала показалась красная шапка, затем глаза, нос и рот, девушка захлебнулась кашлем, выплёвывая снежные комья. Когда Гостья, тяжело дыша, уже сидела на остатках сугроба, она набрала воздух, явно для яростной отповеди, но не смогла ничего сказать. Девочка была бледной, одни глаза на лице, а в них только страх.

  Через пять минут Гостья уже придирчиво осматривала снеговика, прикусив указательный палец в варежке.

  - Экий он у тебя странный, - сказала она, не отнимая руки ото рта.

  Снеговик напоминал грушу и был сделан из двух шаров: нижний - большой, больше, чем девочка могла обхватить, верхний поменьше, при этом голова так старательно прилажена к туловищу, что у снеговика вовсе не было шеи. Глаз, углубление размером с кулак, у снеговика красовался только один, второй - не успела сделать.

  - Сама ты странная. - Девочка насупилась. - У нас все так делают!