Читаем Под шапкой Мономаха полностью

Обучение в Первой Петербургской частной гимназии, доступ в которую С.Ф. Платонов получил благодаря стипендии Министерства внутренних дел, давало добротное классическое образование, но отличалось редкой рутинностью. Через три года отец перевел сына в гимназию Ф.Ф. Бычкова. Коллектив учителей здесь был подобран с особенной тщательностью. Директор дорожил престижем своей гимназии и старался привлекать самых известных преподавателей.

Весной 1877 года, во время подготовки к восьмому классу, С.Ф. Платонов серьезно заболел. «Болезнь приняла очень тяжелый характер, потрясла мой организм, – вспоминал он позднее, – и послужила заметным рубежом между моим детством и юностью. До нее я был беззаботным мальчиком; оправляясь же от болезни, я чувствовал, что начинаю как бы новую жизнь»[223]. Молодой человек в полной мере осознал свое душевное отдаление от прежней обстановки и друзей. Все старое ему казалось «постылым и скучным», не хотелось возвращаться в классную среду и к гимназическим приятелям. Напротив, С.Ф. Платонов тянулся ко всему новому и необычному. Начало Русско-турецкой войны, обстановка всеобщего патриотического подъема, сопровождавшая каждое официальное сообщение с театра военных действий, сильно будоражила нервы юноши, поддерживала его впечатлительность.

Отдыхая летом в Москве, С.Ф. Платонов познакомился с Евгенией Николаевной Калайдович, происходившей из известной семьи Селивановских, и ее будущим мужем, студентом-историком Владимиром Николаевичем Беркутом. Дух московской интеллигенции, немного славянофильского оттенка, очаровал юношу. Евгения Николаевна была старше Сергея на шесть лет, и он быстро попал под влияние ее гибкого и живого ума. Молодой человек тянулся за сильной натурой добровольной наставницы, которая старалась направить его мысли в русло поиска светлых идеалов, помогла определить ближайшие и отдаленные цели формирующегося жизненного пути. Искреннее стремление соответствовать установившейся дружбе способствовало напряженной умственной работе. Далеко опередив учебные программы, С.Ф. Платонов стал много читать, пытался доверить свои мысли бумаге, нередко в стихотворной форме. В большей степени его влекло философское знание. Работы И. Тэна и Дж. Милля, видных представителей позитивистской философии, он предпочитал сочинениям материалиста Фр. Бохнера. «Теперь, – писал он, – передо мной, как путеводный маяк, стал университет, – сокровищница гуманитарных знаний, образующих характер и осмысляющих жизнь»[224].

В последнем классе гимназии у будущего историка сложились близкие отношения с новым преподавателем русской словесности Владиславом Феофилактовичем Кеневичем. Он был хорошо образованным и добрым человеком. Узнав, что его ученик пишет стихи, Владислав Феофилактович стал приглашать Сережу к себе домой. Прежде В.Ф. Кеневич помог становлению поэтического таланта А.А. Голенищева-Кутузова и надеялся еще раз повторить удачный опыт. Несмотря на скептицизм С.Ф. Платонова, педагог настоятельно советовал ему после окончания гимназии идти на филологический или восточный факультет Петербургского университета, чтобы получить историко-литературное образование и развить свой «божественный дар». Он заранее познакомил ученика с особенностями университетского курса и кругом профессоров, давая им всякий раз восторженные характеристики. Ко времени экзаменов на аттестат зрелости молодой человек уже совсем был приготовлен к тому, чтобы по самым разнообразным соображениям идти на историко-филологический факультет и там искать «на философской основе литературное образование»[225].

Следует отметить, что первые месяцы пребывания С.Ф. Платонова в Петербургском университете осенью 1878 года принесли осознанное разочарование. Реальность оказалась прозаичней блестящих отзывов учителя. Юноша ожидал, что факультет развернет перед ним «величественную картину научной работы во всех областях гуманитарного знания». На деле общая перегруженность расписания (до 30 часов в неделю) сочеталась с необходимостью посещать курсы, по содержанию и приемам напоминавшие годы, проведенные в гимназии. Последнее касалось прежде всего древних языков и русской словесности, предмета, который С.Ф. Платонов тогда считал для себя главным. Особенность преподавательской манеры профессоров нередко оказывала отрицательное воздействие на восприятие аудитории.

Из числа университетских преподавателей С.Ф. Платонова привлекали только О.Ф. Миллер, И.И. Срезневский, М.И. Владиславлев и К.Н. Бестужев-Рюмин. Первый был гуманным человеком, отличавшимся удивительным умением влиять на слушателей. Он «прекрасно владел фразою и отлично управлял своим голосом». Не скрывая славянофильского миросозерцания и силы национального чувства, Орест Федорович Миллер, по мнению первокурсников, являлся не только учителем, но «трибуном и общественным деятелем»[226].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное