Под шапкой Мономаха

Стремление к объективности никогда не покидало ученого. С величайшим возмущением он относился к исторической конъюнктуре, к любым попыткам переписать историю в «выгодном» свете. Настоящей борьбой с актуальной в то время тенденциозностью проникнута его книга о Петре Великом, где автор взял своего героя под защиту от планомерного превращения в «грубую пасквильную карикатуру». Публикация книги, направленной против «официальной линии», встретила серьезные трудности[292]. Весной 1925 года цензура запретила издание. Тщетным оказалось обращение Президиума Академии наук к Главному управлению по делам литературы (Главлиту). Только обратившись кД.Б. Рязанову в то время директору Института К. Маркса и Ф. Энгельса, историк получил надежду увидеть свой труд в печати. Разбирательство шло в течение года. В декабре из Москвы пришло сообщение, что «Петр Великий» пропущен без всяких перемен, «ни одного слова не будет изменено»[293]. Тем не менее весь тираж оказался под арестом, а когда книга все же дошла до читателя, в дело включилась пресса. «Интересен ли нам Петр Великий, – задавал вопрос автор одной из рецензий, – да и велик ли этот Петр?» Здесь же прозрачно указывалось, что позиция, занятая С.Ф. Платоновым, способна «внушить солидные подозрения»[294] Несмотря на подобные отрицательные отзывы, успех книги говорил сам за себя.

В конце 1926 года С.Ф. Платонов прочитал последнюю в своей жизни лекцию перед студентами университета. С высшей школой ученого связывали долгие годы напряженного труда. Щедро передавал он молодежи знания и мастерство историка. Однако обстановка последних лет не благоприятствовала работе. Мешала жесткая цензура, сказывался преклонный возраст. На смену старым кадрам шли новые люди.

Радикальные изменения, происходившие по всей стране, в 1929 году затронули и Академию наук. В результате выборов по новому Уставу состав этого учреждения, сформированного в основном до революции, значительно пополнился за счет представителей советских научных организаций[295]. Событие сопровождалось широкой и пестрой пропагандистской кампанией в прессе. В одной из газет промелькнула информация о хранении в академических архивах компрометирующих документов, которые якобы скрываются «некоторыми администраторами с сомнительным социальным происхождением»[296]. Организационных выводов в отношении С.Ф. Платонова, впрочем, не последовало. Весной он был избран академиком-секретарем Отделения гуманитарных наук и стал членом Президиума Академии. Деятельность Платонова не ограничивалась рамками службы. Многие представители интеллигенции и других слоев общества, лишенные привычной жизненной колеи, получали благодаря ему поддержку и возможность работать. «Человеческая нужда велика, а людей влиятельных и в то же время добрых очень мало, – писала С.Ф. Платонову одна из просительниц, – вот почему все обращаются к Вам». Используя авторитет Академии наук, ученый выступал в роли ходатая перед правительственными органами по вопросам охраны культурного наследия прошлого. Его личными усилиями был сохранен ряд уникальных архитектурных ансамблей Москвы, в частности усадьба князей Голициных и Троекуровых постройки XVII века.

Еще летом 1928 года археолог Н.И. Репников, занимавшийся раскопками в Эски-Кермене, недалеко от Бахчисарая, обнаружил следы большого поселения с остатками крепостной стены. Он предположил, что в VI–VIII вв. здесь был главный город крымских готов. Мнение о важной роли готов в раннесредневековой истории Европы вызвало интерес к находке за рубежом. Председатель Общества содействия германской науке Ф. Шмидт-Отт послал С.Ф. Платонову запрос о возможности совместной работы немецких и русских ученых по изучению готских древностей в Крыму[297]. Однако отдел научных учреждений при Совнаркоме СССР без каких-либо оснований запретил командировать в Берлин одного из сотрудников С.Ф. Платонова по Археографической комиссии, а официальное разрешение на участие немецких специалистов в раскопках пришло лишь спустя три месяца.

Огромная работа, которую вел С.Ф. Платонов, стала вызывать физическое переутомление. С весны 1929 года он исполнял обязанности Непременного секретаря Академии, летом в связи с отъездом в командировку вице-президента к ученому перешли разнообразные административно-хозяйственные обязанности. На небольшой срок управление Академии сосредоточилось в одних руках. Ученый переоценил свои возможности: каждый из постов был связан с немалой нагрузкой. В конце июля он серьезно заболел, а через месяц отправился на долечивание и отдых в Крым, где начинались археологические раскопки Эски-Кермена.