Под шепчущей дверью

Харви задыхался, у него изо рта текла слюна.

– Не делай этого, – взмолился Хьюго, сопротивляясь чему-то, прижимающему его к стене. – Алан, ты не можешь причинить ему вред.

– Еще как могу, – возразил Алан. – Я вполне могу немного намять ему бока.

– Он не твой убийца, – выпалила Мэй. – Это не он зарезал тебя. Он никогда бы…

– Это не имеет значения, – ответил Алан. – Мне все равно полегчает. А разве не это главное? Обретение спокойствия.

Уоллес Прайс никогда не был человеком, которого многие назвали бы храбрецом. Однажды он видел, как кого-то грабили на станции метро, и отошел в сторону, внушая себе, что не надо вмешиваться, что все наверняка закончится благополучно. И испытал при этом лишь слабый укол вины. Грабитель скрылся с кошельком, и Уоллес знал: его содержимое может быть легко возмещено.

Храбрость подразумевала возможность смертельного исхода. И разве не забавно, что для того, чтобы набраться наконец смелости, Уоллесу потребовалось умереть.

Хьюго выкрикнул его имя, когда он бросился вперед, но Уоллес проигнорировал его крики.

Он опустил плечо, готовясь к удару. И оно все еще дрожало, когда он налетел на Алана. Зубы того задребезжали, и он чуть было не прокусил себе язык. Алан повалился на пол практически бесшумно. Уоллес тоже потерял равновесие и упал на Алана. И быстро, как только мог, сел верхом на него. Харви тем временем лежал на полу и не двигался. Хьюго и Мэй тоже упали на пол, власть Алана над ними прекратилась.

Алан смотрел на Уоллеса сверкающими в темноте глазами:

– Зря ты это сделал.

И не успел Уоллес отреагировать (да он и сам не знал, что делать дальше; он что, собирался лишить жизни мертвого человека?), как воздух вокруг него пришел в движение, и его отнесло назад. Он задохнулся, ударившись спиной о витрину, стекло пошло трещинами.

Алан медленно поднялся на ноги и показал пальцем на Уоллеса:

– Ты действительно зря…

И заткнулся.

Уоллес моргнул.

Он ждал, что Алан выскажет ему свою угрозу.

Тот не сделал этого.

Он, казалось… замер на месте.

– Э, – произнес Уоллес. – Что случилось?

Ему никто не ответил.

Он повернул голову направо.

Мэй вставала с пола, волосы спадали ей на лицо.

Она не двигалась.

Уоллес посмотрел вперед. Нельсон пошел было к креслу, опираясь на трость, но тоже просто… остановился.

Уоллес повернул голову направо.

Аполлон стоял перед Хьюго и молча скалился. Хьюго же подпирал спиной стену, и на его лице читалась смесь гнева и отчаяния.

Уоллес отделился от витрины, удивляясь, что не испытал при этом ни малейшего сопротивления.

– Ребята? – сказал он, и его голос безучастно отразило эхо. – Что происходит?

Ему никто не ответил.

И только тут до него дошло, что секундная стрелка стоит на месте. Она даже не дергалась.

Она замерла.

Все замерло.

– О нет, – прошептал Уоллес.

Он не понимал, что произошло. Прежде часы останавливались, лишь когда в «Переправе Харона» появлялись новые гости, но тогда время в самой чайной лавке продолжало свой бег.

– Хьюго? – шепотом позвал он. – Ты…

И он прикрыл глаза рукой, потому что снаружи чайной лавки вспыхнул яркий синий свет. Он заполнил все окна и отбросил длинные тени. Свет вспыхивал и гас – снова и снова. Уоллес шагнул к двери. Но вдруг непроизвольно поднес руку к груди.

Крюк. Трос.

Они казались мертвыми.

Они были мертвы.

– Что это? – прошептал он.

Он подошел к ближайшему окну и прищурился на заливающий лес яркий свет и танцующие тени.

На грунтовой дороге виднелись чьи-то неясные очертания. Когда свет потух, очертания обрели форму, и Уоллес понял, что это было.

Он вспомнил, как что-то быстро промелькнуло в лесу в тот вечер, когда он попытался убежать. Какое-то странное животное. Но Уоллес смог убедить себя тогда, что это всего лишь игра теней.

Это не было игрой теней.

Животное было реальным.

И оно было здесь.

Здесь на дороге стоял олень.

Глава 17

Он был крупнее оленей, когда-либо виденных Уоллесом на фотографиях. Даже с большого расстояния было ясно, что животное выше их всех. Олень высоко держал голову, ветвистые рога казались короной. Когда он приблизился к чайной лавке, Уоллес разглядел свисающие с рогов цветы: их корни прятались в бархате, сами же цветы были золотистыми и пурпурными, лазурными и алыми, канареечными и сиреневыми. На кончиках рогов светились белые огоньки, словно множество маленьких звезд.

Уоллес не мог пошевелиться, с его губ срывались такие звуки, будто он получил удар под дых.

Олень рыл копытом землю. Его ноздри раздувались, глаза походили на черные дыры. Шерсть у него была коричневой с белыми разводами на спине и широкой груди. Он махал хвостом из стороны в сторону. Он наклонил голову, и лепестки цветов посыпались на землю.

Уоллес издал приглушенное:

– О. О. О.

Олень дернул головой, словно услышал его. Он тихо замычал, и от этого протяжного скорбного звука в горле у Уоллеса встал ком.

Он сказал:

– Хьюго, Хьюго, ты видишь это?

Хьюго не ответил.

Олень остановился в нескольких футах от крыльца чайной лавки. Цветы, растущие из его рогов, закрылись, словно спрятались на ночь. Олень встал на дыбы. Брюхо у него было совершенно белое.