Вытащив блокнот, я занес в него адрес, проставленный напротив имени Эдварда Уилкинса:
Дав-стрит, 36, Ламбет. Проживает у Мэри Уилкинс.
Интересно, жена или мать?
— Спасибо, Фрэнсис. Ты меня здорово выручил.
— Предполагал ли ты когда-нибудь, что станешь полицейским? — усмехнулся он, убирая гроссбух обратно. — Помню, как ты повздорил с констеблем, а то и с двумя в пабе после работы…
— Серьезно? — хмыкнул я. — Ну, мы ведь тогда были молодыми и глупыми.
— Удачи тебе, Микки, — снова улыбнулся Фрэнсис.
Уже попрощавшись, я остановился у двери.
— Еще один вопрос: меня интересует лоцман Джон Конвей. Что-то сможешь о нем сказать? Нет ли о нем записей в твоих книгах?
Фрэнсис достал другой гроссбух, и на его лбу залегла морщина.
— Его лицензию приостанавливали в апреле прошлого года. Корабль, который он вел, сел на мель в районе Гудвин-сэндз. Тогда еще была метель.
— Вряд ли его могли за это отстранить, — возразил я. Учитывая дурную славу Гудвин-сэндз, за подобные происшествия лоцманов обычно наказывали штрафом, но не более того. — В тех местах и в ясную погоду небезопасно.
— Нет, сам по себе инцидент тут все-таки ни при чем, — с сожалением сказал Фрэнсис. — Дело в том, что его лицензия распространялась на другую часть фарватера, а Гудвин-сэндз находится в добрых семидесяти милях от Грейвзенда, где истекали полномочия Конвея.
У меня екнуло сердце. Для восстановления лицензии надлежало уплатить немаленький штраф. Конвею угрожала потеря средств к существованию. Мог ли кто-то предложить ему за деньги поступиться принципами?
— Ничего, что я тебе об этом рассказал? — забеспокоился Фрэнсис. — У Конвея не будет неприятностей? В остальном у него совершенно чистый послужной список, можно сказать, даже образцовый. Лучше, чем у многих. Двадцать лет на реке…
— Не переживай. Ему это боком не выйдет.
Я снова поблагодарил парня и вышел на лестницу.
Придется вновь повидать мистера Конвея, однако сперва следует отыскать Неда Уилкинса.
На Дав-стрит в Ламбете я не появлялся лет десять, но улочку помнил хорошо. В одном ее конце находилась маленькая церковь, в другом — театр, где выступали молодые женщины, наряд которых состоял из перьев, а больше на них практически ничего и не было. Таких улиц в Лондоне хватает, однако контраст между храмом и подобным заведением всегда заставлял меня изумленно качать головой. Мостовая узенькая — пожалуй, кэб протиснется здесь с трудом, но вроде бы Дав-стрит стала опрятнее, чем мне помнилось. За булыжным покрытием дороги ухаживают, мусора нет, в отличие от многих улиц в бедных районах. У дверей домов подметают, окна целы. Десять лет назад, когда я патрулировал Ламбет, все было иначе.
Мой кэб остановился у дома номер тридцать шесть, и я постучался.
Мне открыла полная женщина лет сорока пяти. Брюнетка, но уже изрядно поседевшая.
— Миссис Уилкинс?
— Она самая. — Не отпуская дверь, женщина окинула меня настороженным взглядом. — Хотите снять комнату? До завтра у меня занято.
Я покачал головой и представился:
— Инспектор Корраван из речной полиции.
— Полицейский? — презрительно сплюнула она.
Ее глаза наполнились гневом и отвращением, рука, придерживающая дверь, напряглась, однако я давным-давно научился не обращать внимания на недовольные реплики. Старался сохранять спокойствие и получить то, за чем пришел.
— Я ищу вашего сына, Неда, то есть Эдварда.
— Его здесь нет, — отрезала женщина.
— Видели ли вы его со дня крушения «Принцессы Алисы»?
— Нет. — Она вызывающе подняла голову. — Нед здесь не живет.
— Наверняка он передал вам весточку, — настаивал я.
Миссис Уилкинс молча поджала губы.
Значит, ты его не видела, не получала от него известий и ни капли не переживаешь? Вслух я о своих подозрениях говорить не стал, хотя они все усиливались. Никаких признаков беспокойства в глазах женщины я не приметил. Либо она была самой бессердечной матерью в Лондоне, либо точно знала, что сын жив и здоров, а мне лгала без зазрения совести.
Что ж, и в этом нет ничего необычного.
— Где я могу его найти?
— Не знаю, — буркнула она.
Судя по всему, предположениями эта дама со мной не поделится. Не знаю — и все тут. Придется вычислить местонахождение Неда самому.
— Могу я попросить у вас стакан воды? С утра не выдалось ни единой спокойной минутки…
Миссис Уилкинс с негодованием выпучила глаза и попыталась захлопнуть дверь, однако я остановил ее умоляющим жестом.
— Прошу вас…
Неохотно сняв ладонь с ручки, она направилась в глубь дома, и я вошел внутрь. В кухне зашумела вода, а я заглянул в маленькую, заставленную мебелью гостиную. Ни одной фотографии — ни на стенах, ни на каминной полке.
Только на столе стоял фотопортрет в кожаной рамке. Три молодых человека, все трое светловолосые. Двоим — лет по восемнадцать, третий несколькими годами младше. Я взял снимок и внимательно его изучил. В гостиную вернулась миссис Уилкинс с крошечной чашечкой и сердито сунула мне ее в руку. На поверхности воды собралась пена. Неужели плевок…
— Как похожи, — заметил я, поставив чашку на столик. — Крепкие ребята.