Под солнцем Севера

На тундровом озере плавали две крупные птицы, выделяясь вытянутой кверху длинной шеей и вальковатой формой тела с черной спиной. Это были серощекие поганки. Они словно нарядились в черные шапочки, и нижний край головного убора резко отличался от серых щек. Стараясь выбрать удобное место для наблюдения, я нечаянно наступил на сухой сучок тальника. Птицы быстро нырнули и довольно долго оставались под водой. Вынырнув на расстоянии около семидесяти-восьмидесяти метров от прежнего места, они взлетели, крича нечто вроде «кек-кек».

Приземистые дерновинки овсяницы на тундровой луговине напомнили мне прошлогодний омолонский поход и наших оленей, извлекавших зимой из разрытых снежных; траншей кустики этого злака. Олени едят овсяницу охотно: она и под снегом продолжает оставаться живой и наполовину зеленой. Привлекают оленя не безжизненно соломистые цветоносные стебли с сидящими на них листьями, а прикорневая питательная листва самого разнообразного возраста, начиная с зачаточных и кончая взрослыми.

Стойкость этой травы против морозов можно, пожалуй, сравнить только с подобным-же свойством влагалищной пушицы. Тонкие, почти волосовидные листья овсяницы, даже выкинутые из снежной ямы на поверхность снега, сохраняли свою свежесть и эластичность. Не удивительно, что олени весьма ценят такую сохранность растения и его вкусную зелень и усиленно охотятся за ней, утоляя свой голод более острой, по сравнению с лишайниками, пищей.

Когда я вернулся к палатке, Коравги, сидя у огня, ожидал меня ужинать.

С рассветом мы быстро вскочили и раздули угли в почти, угасшем костре. Пламя взвилось кверху и осветило место нашей ночевки.

От мыса Лаптева мы поднимались вверх по течению почти в южном направлении, вдоль темневшего шиферными обнажениями коренного берега. Берег этот составляет продолжение Северо-Анюйского хребта. Конец хребта — ряд изолированных округлых сопок (по-местному — камней). Отсюда и название правого берега Колымы — каменный. Теперь он полого поднимался и переходил в водораздельные просторы, где в отдалении высились Сухарновские горы.

У берегового выступа нам пришлось огибать огромный завал плавниковой древесины, принесенной сюда во время половодья из колымской тайги. Выделялся вырванный с корнем и полуприподнятый огромный тополь, почти обнаженный от коры.

Подмытый сильным течением, затрепетав предсмертной дрожью, медленно низвергается такой великан с крутояра. С обрыва падают комья вывороченной земли, и рвутся последние жилы корней. Вот великан грузно обрушился в мутные волны и, подхваченный могучим напором воды, безвольно несется вниз по реке… Куда девалась его сила? Прежде чем нагромоздить на этот завал, его не раз крутило в водоворотах, хлестало волной на перекатах и обтесывало на камнях порогов, ломая ветви.

Уносятся вниз по течению не только подмытые живые деревья, но и мертвая древесина, снимаемая ледоходом с речных кос и из боковых проток. Плавник накапливается на отмелях, но большая часть его отлагается у устья реки и на ближайшем к нему морском побережье. Мы сами видели такие навалы между Большим Барановым Камнем и рекой Раучуван.

Иногда насыщенные водой деревья, не доплыв до моря, тонут, погружаясь на дно реки вниз корнем, и как бы растут в донном песке. Такой стоячий на дне реки лесосплав иногда образует естественный частокол и может быть серьезной помехой для судоходства.

Здесь еще вспоминают случай; когда один охотник, спускаясь на барже по реке, не заметил такого стоявшего на дне большого дерева с вершиной, направленной под острым углом навстречу течению. На полном ходу баржа наткнулась, на дерево, как на огромную пику, и остановилась, быстро наполняясь водой. Охотнику еле удалось спасти семью и лишь очень малую долю промыслового добра.

Иные тонкие стволы деревьев вгоняются льдинами в грунт дна, и они, будто торчащие свай, показываются на поверхности реки, когда спадет вода.

Великое Множество плавающей древесины, ежегодно выносимое рекой в море, подхватывается течениями и южными ветрами и относится еще далее к северу — из Восточно-Сибирского моря в высокие широты Северного Ледовитого океана, где попадает в мощный поток выноса полярных льдов в сторону Гренландского моря.

В свое время наблюдения над плавником привели Ф. Нансена к мысли о возможности достичь Северного полюса на дрейфующем судне. Его «Фрам», оставшись во льдах около Новосибирских островов, спустя три года (в 1896 году) оказался у острова Шпицберген. Ствол плавника, стоймя вмерзший в лед, найден был во время дрейфа «Фрама» в апреле 1895 года почти под 86° с. ш., к северо-востоку от Земли Франца-Иосифа.