Под солнцем Тосканы

В Соединенных Штатах людям негде выплеснуть свою одержимость, но она в любом случае проявляется, как бы её ни прятали. Недавно, путешествуя по Югу, я остановилась в Меттере, чтобы съесть горячий сэндвич. Владелец кафе по моей просьбе указал мне, где находится туалет, — просто махнул головой в ту сторону, он занимался своей свининой, потел над разделочной доской. Я совершенно не подозревала, что меня там ждёт. Открыв дверь с проволочной сеткой, я увидела двух линялых страусов. Как они оказались в этом заброшенном городке в штате Джорджия и зачем этим людям вздумалось приютить их у себя, не знаю — сколько я ни думала, вразумительного ответа так и не нашла.

Я выросла на богобоязненном Юге, где исцеления верой соседствовали с предупреждениями о приближающемся конце света, и мне много чего довелось повидать. Я знаю, что коробка с костями чёрного кота — мощное средство для вызывания духов. И что браслет из монет достоинством в десять центов может предотвратить несчастье. Я привыкла к загонам с аллигаторами, у которых такие широкие пасти, что я могла бы поместиться там стоя. Просевший забор из мелкоячеистой сетки не спас бы меня, если бы эти «бревна» решили за мной погнаться — аллигаторы пробегают по семьдесят миль в час. Я гладила по ворсистому носу оленя-альбиноса, покрытого клещами, и один клещ прыгнул на мою руку. Я видела чучело пантеры с зелёными мраморными шариками вместо глаз и ленточного глиста длиной в девять метров — его достали из горла семнадцатилетней девушки: доктор выманил его из её желудка зубчиком чеснока на зубочистке.

Удивительные дела. Чудеса. Горожане всё меньше верят в сверхъестественное, для них существует только реальность. Сельские жители, благодаря близости к природе, более чувствительны и восприимчивы. Однажды мы с родителями остановились на заправке на границе штатов Джорджия и Флорида. Там висела вывеска «Восемь чудес света», и там я впервые увидела кобру с её плоской головой, — она понравилась мне больше гремучих змей. Мать дала мне ровно десять минут на то, чтобы я купила что-нибудь перекусить, пригрозив, что, если задержусь, они уедут без меня. На том повороте дороги росли дубы с поросшими мхом стволами, на бетонных блоках стоял серебристый трейлер, в его окне я увидела женщину — она мыла голову над оловянным тазом, радио ревело: «Я так одинок, что могу заплакать». Я твёрдо убеждена, что тот человек с татуировками на спине и бицепсах верил, что его чудеса настоящие. Он провёл меня в бамбуковый шалаш, там кобра из Калькутты поднималась под песню, исполняемую на обёрнутой в целлофан расчёске. Павлин распустил свой хвост, и я закрыла глаза — таким пронзительным был синий цвет его перьев. Женщина, мывшая голову, вышла из трейлера с боа, небрежно наброшенным на плечи, чтобы покормить другую змею, — она дала ей большую крысу, и та проглотила крысу целиком. Я купила пепси-колу и булочку из овсяной муки, выбежала к нашей машине, раскалившейся под жарким солнцем. Мой отец был за рулём, мы со скрипом отъехали, гравий брызнул из-под шин. Мать обернулась ко мне:

— Что у тебя?

— Кола и вот это, — я показала ей булочку.

— В этих булках полно жира. Это не глазурь, а чистое свиное сало с сахарной пудрой, у тебя потрескаются зубы.

Я ей не поверила, но, разорвав обертку булочки, увидела, что она покрыта личинками мух. Я быстро выбросила булку в окно.

— Что ты видела в том ужасном воровском притоне?

— Ничего, — ответила я.

С возрастом я стала отождествлять себя с местом обитания, что весьма типично для южан; место, где я живу, кажется мне продолжением меня. Я сделана из красной глины, тёмной речной воды, белого песка и мха.

Но в Сан-Франциско у меня нет ощущения принадлежности месту. Я люблю этот город, но как-то со стороны, как турист. Мой дом — один из множества домов: моя жизнь — одна из миллионов жизней. Я безразлично смотрю из окна своей столовой на острую вершину трансамериканской пирамиды и зубчатую линию горизонта. Вот так и все остальные — высовываются из своей скорлупы на пару сантиметров — и назад. Но так невозможно разглядеть друг друга, невозможно увидеть толком ничего.